Зато второй из перечисленных рисков очень и очень реален. Существует высокая вероятность «загрязнения» дикорастущих видов генами модифицированных с помощью генетической инженерии культур, и экологические последствия такого смешения предсказать сложно. Так, в Мексике большую обеспокоенность вызывает попадание трансгенов[37] из генно-модифицированной кукурузы в старые местные сорта растения. В Китае, где и были выращены первые генетически модифицированные культуры, очень успешным оказался новый сорт хлопка, устойчивый к воздействию насекомых. Однако, скорее всего, произошло это исключительно из-за пренебрежения к нормативным ограничениям, поэтому признак, характерный для генно-модифицированного сорта, появился у местных существующих сортов незаметно. А как только технология попадает в свободное плавание, отменить ее действие уже невозможно.
Наше отношение к проблеме попадания генов генно-модифицированных организмов в дикую природу во многом зависит от того, как воспринимается генетическая модификация: как продолжение традиционных методов селекции, которым сопутствует гибридизация, всегда происходившая между введенными в культуру растениями и их дикими сородичами; или же генетическая модификация получает статус совершенно нового явления? Сторонники данной технологии обычно придерживаются первой точки зрения, преуменьшая опасения насчет межвидового переноса генов, настаивая на том, что генетическая модификация – естественный шаг вперед для селекции растений. Многие проводят аналогию: точно так же появившиеся после промышленной революции текстильные мануфактуры стали продолжением традиционных методов прядения и ткачества. И тем не менее другие высокотехнологичные способы выведения новых культур – например, радиационная селекция – не вызывают такого резкого неприятия общества.
Противники генетической модификации уверены в том, что технология в корне меняет сложившуюся на сегодня ситуацию, кардинальным образом меняет отношения между человеком, видами, которые он приручил, и остальным миром живой природы. Несомненно, обе стороны в чем-то правы. Генетическая модификация действительно изменила правила игры, или, по крайней мере, серьезно нарушила принятые в селекции растений правила. Но в конце концов сельское хозяйство, а до его появления также охота и собирательство всегда оказывали влияние на окружающий человека мир. При этом предсказать долгосрочные последствия использования новой технологии почти невозможно. В этом всегда заключается проблема инноваций и, вероятно, одна из основных причин того, что правительства разных стран не спешат разрешать применение генно-модифицированных культур, принимая дополнительные меры предосторожности.
Наконец, третья проблема – продовольственная независимость бедных обществ – также представляется достаточно серьезной. Несмотря на то что ученые, политики и журналисты часто рекламируют генетическую модификацию как технологию «на пользу бедным», доказательства реального положительного влияния на сообщества в развивающихся странах пока весьма немногочисленны. Большая часть трансгенных культур сегодня разрабатывается и применяется лишь в современных хозяйствах в развитых странах. Все проведенные исследования демонстрируют, что генетически модифицированные культуры действительно оказывают благоприятный эффект на ситуацию в бедных странах – но, как говорят, дьявол в деталях. Если генетически модифицированная культура выращивается в развивающейся стране, это совершенно не значит, что ее выращивают бедные фермеры в маленьких хозяйствах. Так, в Аргентине большинство генно-модифицированных культур – это товарные культуры, и производятся они на крупных, хорошо оборудованных предприятиях, а потому приносят больший доход их владельцам, чем пользу местному обществу.