Приручение. 2. Исцелю тебя (СИ)

Решила сперва впустить ее, а уже потом спокойно покормить Марка. Тем более, что на сытый животик он не стал бы нам мешать с примеркой платья.

Открыла внутренний замок и тут же столкнулась с обжигающим взглядом почти черных глаз. Навалилась на дверь, чтобы ее закрыть, но Давид успел выставить ногу на порог.

— Впусти меня Дана, — сказал спокойно, но в каждой ноте звучала почти животная угроза.

Я посильнее навалилась на дверь, сдерживая крик отчаяния, который рвался из груди. Нет, нет… Он не должен был приходить. Я почти забыла о его существовании. И почему я такая дура и позволила себе расслабиться?

— Я буду кричать, — предупредила, срывающимся на писк голосом.

— Кричи! — выплюнул Давид, просовывая руку в образовавшуюся щель, которую я никак не могла преодолеть, как бы сильно не давила на дверь. Он неторопливо провел пальцами по моим волосам, сгреб их в охапку. — Кричи, Богдана! Давай! Пугай нашего сына еще больше! Только тебе придется за это ответить.

Давид с легкостью надавил на дверь и тогда я поняла, что до этого он совсем не применял силу. Он молниеносно ворвался в квартиру. Оттеснил меня почти в угол прихожей и запер дверь.

— Уходи, я не одна и не желаю тебя видеть.

— Конечно не одна. Ты тут с моим сыном, — горделиво бросил Давид и шагнул в мою сторону.

Я снова отступила на шаг, но тут же уперлась лопатками в стену. Животный страх сковал мое тело. Я не могла шевельнуться, лишь испуганно следила за каждым движением Давида. Сжимала пальцами бутылочку, ощущая тепло приготовленной смеси.

— Дана, нам нужно поговорить.

Он приблизился вплотную, уперся ладонями в стену по обе стороны от моего лица. Наклонился так близко, что я могла рассмотреть в его глазах мольбу. Но я абсолютно не верила ни этим глазам, ни фальшивым словам, ничему, что мог бы начать исправлять этот страшный мужчина.

— Я так рад, что ты решила меня впустить, — выдохнул в мои губы, заставляя брезгливо съежиться.

Мне было противно от такого тесного контакта. Хотелось оттолкнуть Давида, а после отмыться от его прикосновений, избавиться от запаха, что буквально впитывался в мою кожу.

— Убирайся, — зло процедила сквозь зубы. — Тебе здесь не место.

Горло болезненно сковала паника. Слова с трудом срывались с губ и больше походили на визг. А Давид не спешил отодвинуться, возвышался надо мной, источая угрозу, хоть и говорил с трепетным придыханием.

— А где мне место, если ни здесь? Рядом с любимой женщиной, подарившей мне сына. Рядом с той, которую я искал не теряя надежды, — он по-хозяйски положил руку мне на затылок, притягивая к себе. — Знаю, как это может для тебя звучать неправдоподобно. Но я клянусь, Дана, — влажный поцелуй неприятно отпечатался на моем лбу. — Вы с сыном для меня смысл жизни. Я люблю вас.

Я беспомощно жмурилась и молила только об одном, чтобы присутствие Давида рассеялось, как страшный сон.

— А я ненавижу и не…

— Дана, я развелся, — перебил меня, словно эта восторженно произнесенная новость должна меня обрадовать. — Моя бывшая жена потребовала единоличную опеку над детьми. Я обеспечил их всем. Купил квартиру. Открыл личный счет, чтобы они ни в чем не нуждались. Я их не бросил, я просто выбрал вас!

Меня замутило, а слабость в ватных ногах усилилась. И если бы не требовательной плач сына, я лишилась бы сознания.

Давид уверенно рванул в спальню на шум малыша. Я собрав последние силы, влетела за ним следом, испуганно застыв на пороге. Он успел взять Марка на руки и у меня внутри все оборвалось.

— Боже, Дана, он такой красивый, — коснулся пухлой щечки Марка, скользнул к его трясущемуся от плача подбородку. — И так похож на меня. Спасибо тебе, милая.

В глазах Давида сияло ликование, но оно не было каким-то настоящим. И казалось, что радость имела неизвестные мне причины.

— Он голоден, его нужно покормить, — растерянно пыталась воззвать Давида к благоразумию и передать мне сына.

— Дай мне бутылочку, — он с легкостью прижал к себе Марка одной рукой, другую потянув ко мне. — Я хочу сделать это сам.

— Нет. Верни мне сына. Пожалуйста… верни, — взмолилась я, глотая горькие слезы, не стыдясь собственной слабости и паники.

Стало трудно дышать, словно меня с силой ударили в грудь. Давид не собирался выполнять моих просьб. А сил и уверенности, что смогу отобрать малыша, не навредив ему, у меня не было. Нехотя протянула бутылочку. Смотрела испуганными глазами, как Давид поднес рожок к губкам сына и тот с голодным причмокиванием принялся кушать.

— Как ты его назвала?

— Марк, — отозвалась бесцветно, теряя всякую надежду на спасение.

— Марк Давидович?!

От этого сочетания имени и отчества меня передернуло. Я давно привыкла в мыслях говорить Марк Германович и мне нравилось, как с именем сына звучало имя Германа.

— Он не твой и уже никогда не получит ни твоего отчества, ни твоей фамилии. Нам с сыном не нужны твои бессмысленные жертвы и ты нам не нужен.