Приручить дракона

Мысленным взором он увидел выражение ее лица после того, как он бросил ее в туннеле. Он видел ее замешательство, ее боль. Он должен был бы получить хоть какое-то удовлетворение от этого, но вместо этого это было похоже на осколок льда, вонзившийся в огонь его сердца, образовав холодную, отчаянную пустоту в груди.

Фальтирис открыл глаза и зарычал, крепче сжимая свой член. Он был могучим драконом, прожившим почти две тысячи лет — он не пожалел бы ни эмоций, ни сочувствия к человеку, который родился бы, прожил всю свою жизнь и умер во время одного из своих снов. Быть связанным с ней не означало заботиться о ней, не означало признавать ее равной. Потому что она не была ему ровней.

Она никогда не будет такой.

Еще плотнее прижав крылья к спине, он зашагал к кромке воды. Его человеческая форма заставила его опуститься на колени в грязь, упершись руками в землю. Он наклонился вперед, выпрямив хвост, чтобы уравновесить его, и опустил морду.

Его рот коснулся поверхности воды — как и нос, совершенно неожиданно. Еще более неожиданной была вода, которая сразу же попала ему в ноздри, и он затем с испуганным вздохом втянул ее поглубже. Он выпрямился, отплевываясь, кашляя и качая головой, рыча от резкой боли в носу и горле.

В своей естественной форме ему просто пришлось бы опустить голову и пить прямо из реки — не опускаться на колени в грязь и не опрокидывать свое тело в какое-то опасное положение.

— Даже вода — слабость для этих людей? — сказал он, вытирая влагу со своего глупого плоского лица. — Тысяча проклятий человечеству! Тысяча проклятий на…

Сердечный огонь Фальтириса взревел до адского пламени, и он захлопнул рот так сильно, что его зубы клацнули друг о друга.

«На эту женщину».

Это были слова, которые он собирался сказать, но они застряли у него в горле, и сама мысль о них заставила его внутренности сжаться. Независимо от его гнева, независимо от других вещей, которые он сказал ей, он не мог заставить себя пожелать ей проклятия.

«И проклинать ее народ — это приемлемо? Она человек — эта связь ничего не меняет».

Фальтирис выпустил через ноздри пылающее пламя, позволяя пламени прогнать затянувшееся жжение в носовых пазухах.

Этот мир видел множество проклятий. Проклятие драконьей погибели уничтожило драконов этого региона, и с самого начала их никогда не было много. Они никогда не могли размножаться, как люди, никогда не могли производить потомство каждый год — или как бы быстро люди ни рожали своих детенышей. Наряду с неистовой похотью, вызванной красным жаром, комета каким-то образом изменила драконов, оставляя все меньше и меньше вылупившихся самок.

Он не встречал драконицу уже несколько столетий. Благодаря его человеку, не имело значения, встретит ли он когда-нибудь снова другую драконицу. Он был связан.

Его гнев был оправдан, и он не хотел отпускать его, но игнорирование реальности ситуации не помогло бы ему. Он изменился, и пути назад не было. Ему придется приспосабливаться к жизни в такой форме, иначе он только заполнит свои оставшиеся дни чрезмерным, ненужным разочарованием и страданием.

Фальтирис посмотрел на свои руки. Их длинные, относительно тонкие пальцы были так непохожи на мощные пальцы его драконьей формы, но они были ничем иным, как ловкими. Его взгляд снова переместился на воду, в которой мерцало отражение облачного серого неба. Он не был неспособен решать проблемы, и это было легко преодолеть, как только он отбросил свое раздражение.

Он свел руки вместе, согнув их ровно настолько, чтобы получилась грубая форма чаши, и опустил их в реку. Он поднес их к губам и отпил воды, собранной на его ладонях. Жидкость была прохладной и освежающей, ненадолго успокаивая огонь внутри него и притупляя постоянный пульс красного жара в его сознании.

Он зачерпнул еще воды, как только закончил первую горсть, жадно проглотил ее, а потом взял еще одну, не обращая внимания на воду, стекающую по подбородку.

Фальтирис не пил с тех пор, как много лет назад начал засыпать.

Он глубоко вздохнул и откинулся на икры, уперев руки в бедра. Слабые малиновые волны, струящиеся в воздухе вокруг него, запеклись в его чешуе. Пальцы драконьего укуса поползли вверх по его позвоночнику, вызвав еще одну вспышку в его сердце, но боль в паху — хотя она все еще присутствовала — была терпимой. Его человек дал ему достаточно облегчения, чтобы он мог ясно мыслить.

Достаточно ясно, чтобы понять, что такая ясность не продлится долго, пока комета все еще где-то там, наверху, купая мир в своей силе.

Прежде чем он рискнул снова поддаться жару, было еще одно дело, которое требовало его внимания, о котором ему напомнили после питья — еда. Его последняя еда была так же давно, как и его последняя выпивка, и в животе у него все сжалось от голода.