Приручить дракона

Когда он коснулся края ее губ, она приоткрыла их. Казалось, что больше воды стекало по ее подбородку, чем текло в рот, когда он наклонил бурдюк, но, по крайней мере, она отпила немного.

Возможно, ему не хватало знаний о людях и о том, как они функционируют, но он был совершенно уверен, что, пропустив столько воды через их кожу, в конечном итоге высосет всю влагу из человеческого тела, оставив их как тушу, высушенную солнцем пустыни и песком. Даже если бы это не было неизбежным исходом, он не стал бы так рисковать. Ей нужно было пить воду.

Эллия отвернулась всего через несколько мгновений, вероятно, проглотив еще меньше, чем в последний раз, когда он заставлял ее пить. Он нахмурился еще сильнее, и напряжение в груди каким-то образом усилилось.

— Пей больше, — сказал он так мягко, как только можно было произнести команду.

— Не могу, — прохрипела она.

— Ты должна попытаться.

Фальтирис снова поднес бурдюк с водой ко рту.

После еще нескольких уговоров она, наконец, сделала еще несколько глотков. На данный момент этого должно быть достаточно. Он поставил пробку на место и отставил бурдюк с водой в сторону. Хотя он сделает все возможное, чтобы убедиться, что его содержимое сохранится, ему придется взглянуть правде в глаза — скоро ему придется оставить ее одну, чтобы наполнить бурдюк.

Это понимание только сделало его страх невероятно сильным.

Все еще дрожа, Эллия прижалась к Фальтирису и закрыла глаза. Все, что он узнал за последние несколько недель о том, каким мучительно медленным может казаться время с точки зрения смертного, мало подготовило его к грядущим дням.

Сон Эллии был прерывистым, даже когда она лежала неподвижно. Фальтирис заставлял ее пить всякий раз, когда она казалась достаточно бодрой, чтобы слушать, но с каждым разом она глотала немного меньше. Ее температура поднималась и падала в течение ночи, хотя даже во время спадов она была намного выше тепла, которое Эллия обычно излучала.

Она погрузилась в более глубокий сон через некоторое время после того, как он почувствовал в воздухе вкус утреннего солнца, и он ненадолго отстранился от нее, чтобы осмотреть ее раны. Большая часть ее кожи была пепельно-бледной, но плоть вокруг ран от укусов была еще более красной, чем раньше. Этот красный цвет, казалось, также проник в нежные вены под ее кожей, создавая тревожную паутину болезни.

Не зная, что еще сделать, он намазал еще немного растительной пасты на ее раны, сосредоточившись на тех местах, где она истончилась, прежде чем снова лечь с ней.

Эллия проснулась вскоре после полудня на короткое время, в течение которого немного выпила, но сказала, что не хочет есть. Фальтирис не стал спорить с этим; драконы могли десятилетиями обходиться без пищи и воды. Он понятия не имел, как долго люди могут делать то же самое. Эллия сказала ему, что у нее жар, что она очень больна. Он сказал ей, что у нее нет другого выбора, кроме как выжить, что он не согласится ни на что меньшее.

Эти моменты просветления были для нее последними на какое-то время.

Эллия дрожала, потела, стонала и бормотала. Иногда она двигалась слабо, но беспокойно, как будто не могла найти утешения или боролась с какой-то невидимой силой. Иногда она была неподвижна, но каким-то образом продолжала откладывать эту беспокойную энергию. К той ночи ее волосы были в беспорядке, и Фальтирис обнаружил, что часто смахивает с ее лица влажные от пота, прилипшие пряди.

Она страдала. Даже если бы он не чувствовал этого через их брачную связь, он мог видеть это на ее лице. И по мере того, как ее состояние продолжало ухудшаться, постоянное стеснение в его груди усиливалось, а чувство тошноты в животе становилось все тяжелее. Все это усугублялось чувством беспомощности, которое он больше не мог отрицать.

Он сделал для нее все, что мог. После следующего восхода солнца он снова промыл ее раны и снова наложил пасту. Фальтирис двигал ее и поддерживал те несколько раз, когда ей удавалось сообщить, что ей нужно облегчиться. Он заставил ее пить, несмотря на ее частые молчаливые протесты, и ушел — с большой неохотой — за свежей водой, когда их запасы иссякли. Независимо от того, как поспешно он совершил это путешествие, его сердце сжималось все сильнее с каждым мгновением, которое он проводил вдали от нее.

Драконы не были невосприимчивы к болезням, но это было редкостью для них, и Фальтирис никогда не видел этого воочию. Вся его мощь, весь его огонь и ярость, все титулы, которые он заработал, и легенды, которые он вдохновил, — все это теперь было напрасно. Ничто из этого не могло ему помочь. Он не мог сразиться с врагом, напавшим на его пару, не мог отпугнуть его своим присутствием или испепелить в драконьем огне. Он не мог разорвать его когтями или ударить хвостом.

Когда Красная комета впервые появилась и свела с ума драконов вокруг Фальтириса, когда его усилия не смогли предотвратить смерть его родителей, он почувствовал себя бессильным. Когда его впервые заставили принять человеческую форму, он почувствовал себя беспомощным. Теперь это было больше, чем просто чувство — это была его правда.