Я думала, что не смогу читать дальше, просто не выдержу', закрыла сайт, растирая слезы по щекам, злые, горькие слезы. Ощущение беспомощности, ярости, обиды накрыло меня с головой. Я опять оказалась выпавшей из реальности, помню только, что закрывала и открывала портал, нажимая на
окошко введения пароля с сохраненными данными Вероники Ломашко, выхватывая отдельные куски текста. Кутихина ездила к нам домой и «брала интервью» у бабушки, когда мамы не было дома. У нашей бабули, которая не всегда понимает, какой на дворе век. Ба рассказала Кутихиной о своем замечательном сыне, о том, как он любит свою семью, как помогает жене и дочери. И матери, конечно. Бабушка не врала. Она действительно так думает. Это наш с мамой многолетний заговор - поддакивать в ответ на путаницу в ее голове, иначе ба начинает метаться, вспоминать и плакать, приходя в себя лишь после сильной дозы лекарств, оставаясь затем вялой пять-семь дней. Ее нельзя волновать, так сказал врач.
Поездка в Екатериногорск ничуть не затруднила сбор информации, ведь вместо Нади рядом со мной оставался ее «добровольный помощник». В статье Кутихина признавалась, что собирала сведения обо мне чужими руками,
Красной нитью по всей статье проходила одна и та же мысль: дочь А. - жадная скупая тварь, поймавшая своего отца на крючок вины, шантажирующая его своей якобы нищетой, заигравшаяся в брошенного ребенка. Она все делает напоказ, готова выглядеть жалкой и смешной, лишь бы привлечь внимание к своей персоне. И раз за разом она отказывает своему отцу во встрече, зная, что он пристально следит за ее жизнью и глубоко переживает все ее странные эскапады.
> где ты?
>в общаге
>приезжай. по телефону объяснить не могу', прости, нужно было рассказать
> я приеду
Кира, я чувствовала, что ты в этом как-то замешана! Андрей... о нем я даже думать не могу. И не хочу.
23
— Проходи, — сказала Кира. — Ритка еще в роддоме, послезавтра выпишут, пусть покайфует, пока есть возможность: вип-палата у нее, врачи на цыпочках ходят, сбалансированное питание. — Плакала? Еж, ты плакала?
Я сердито мотнула головой. Квартира у Кириной родственницы была шикарная. Го-го вышел из спальни и с упоением меня обгавкал.
— Заткнись, тварь, — машинально рявкнула Кира. — Аль, пни его, если кусаться полезет.
Кира трещала, пока я мыла руки и усаживалась за стол на кухне. Гавря кусаться не полез, рухнул на пол у входа, куда дул прохладный воздух из сплита.
— Кофе?
— Нет, ничего не надо.
Я не хотела смотреть, как Кира возиться с туркой. Запах кофе и все эти кофейные ритуалы теперь ассоциировались у меня с другим человеком. О котором я мечтала бы забыть.
— Я чай заварю. Андрей приходил?
-Да.
— Что сказал?