Приручить Сатану

— У тебя есть выбор, Ева: ты можешь жить дальше в мире сумасшествия и позволять твоей тёмной сущности, которая живёт в тебе и порождает на свет таких монстров, как я, играть с тобой, а можешь побороть её… Правда, вместе с ней ты поборешь и себя.

— Хочешь сказать… Я не могу убить только мою тёмную часть?

— Твоя тёмная часть это и есть ты, Ева, — зашипел дракон, всматриваясь узкими вертикальными зрачками в её светлое лицо. — За эти года вы так плотно срослись, что вас уже нельзя разделить. Вы с ним одно целое. Ну же… Смелее… — дракон сделал ещё один круг вокруг Евы, и теперь она как будто стояла на дне маленького колодца. — Я знаю, умирать страшно, однако… Не попробуешь — не узнаешь.

— Да… Да что ты такое говоришь?! — испуганно воскликнула Ева и хотела было отбросить нож, но тот как будто прирос к ней.

— А что? — прищурился змей. — Ты ведь не знаешь, что находится там, за горизонтом событий. Вдруг там прекрасный мир, лучший, чем здесь? Вдруг там нет никакого сумасшествия? Все ведь не просто так говорят, что душа бессмертна.

— Тебе-то откуда знать?

Дракон тихо засмеялся, выпуская из ноздрей тонкие струйки дыма.

— Уж поверь, знаю. Ну же… Я жду… Все мы ждём…

— А вдруг там ничего нет? — глухим голосом спросила Ева, подходя ближе к зеркалу и всматриваясь в своё же обожжённое лицо. — А вдруг там пустота? Ничего нет. Как страшно…

— Так что? — переспросил змей, настойчиво подвигая к Еве нож. — Ты предпочтёшь жить в муках, чем умереть и познать блаженство? Я правильно понял?

— Да… Да.

Дракон гневно оскалил зубы. Из его пасти повалил густой дым.

— Несколько лет назад ты была смелее, — бросил он, раскручивая собственные кольца, — когда предоставила свою судьбу морю. Что изменилось?

Ева промолчала.

— А… Я понял, — дракон отполз чуть назад, оглядывая Еву с ног до головы. — Тебе появилось за кого держаться. Ну конечно: легко расстаться с жизнью, когда она ничего не стоит, но трудно бросить её, когда тебя что-то держит. Саваоф Теодорович… Я прав?

Ева ничего не сказала.

— Решила поиграть в молчанку? — глухо прорычал дракон сквозь клубы дыма. — Ну что ж, тогда… Счастливой тебе безумной жизни, принцесса сюрреализма.

И дракон, широко открыв пасть, выпустил багровое пламя, которое мгновенно охватило девушку.

Ева проснулась.

За окном начинало светать. В комнате никого не было: ни Бесовцева, ни Ранеля, ни Марии, но рядом с кроватью стоял стул, а на нём, как напоминание о тяжёлой ночи, лежали мокрое полотенце и градусник. Ева заглянула под кровать и, на ощупь проведя рукой, вытащила маленькие часы на цепочке: стрелка на них показывала ровно двенадцать часов.

— Нет… Нет, не может быть.

Ева спрыгнула с кровати и подбежала к зеркалу. Всё было как прежде: длинные золотые волосы, ясные, голубые глаза, бледная кожа, слегка впалые щёки — не такие, конечно, как у Бесовцева. Ева недоверчиво потрогала себя: руки были тёплые, сердце билось, и чувствовала она себя, кажется, вполне здоровой.

— Да нет… Сейчас-то я точно проснулась… Фу, глупые часы. Надо было выкинуть их из головы, а ещё лучше в мусорку. Взбредёт же кому-то в голову так пугать людей…

Ева выглянула в безмолвный коридор. Там тоже было всё, как прежде: никаких граффити, дыма и китайских драконов, только белые-белые стены и тишина.

— Ну и приснится же такое, — пробормотала Ева, осторожно закрывая за собой дверь. — Шень-Лун. Я даже имя запомнила.

Она спустилась на первый этаж. На посту охраны сидел сонный мужчина с именем Пётр на бейджике и, поминутно зевая, читал газету.

— Ты чего так рано встала, красавица? — спросил он, увидев Еву. — Время-то видела? Почти полпятого утра!

— Да спится плохо, дядь, — добродушно ответила она, подходя к турникетам. — Мне бы воздухом свежим подышать, взбодриться, а то душно, не могу.

Охранник недоверчиво посмотрел на неё.

— Что у тебя?

— В смысле?

— Диагноз какой?

— ОКР**, — соврала Ева, назвав первую пришедшую на ум относительно безобидную болезнь. — Я до моря пройдусь и сразу обратно.

Охранник помолчал, сверля Еву взглядом, очевидно, взвешивая все «за» и «против».

— Пять минут, — наконец бросил он, открывая турникет. — До моря и обратно. Не придёшь через пять минут, я сам вернусь за тобой.

— Спасибо, дядь!

Утро было поистине прекрасное: небо было светлое-светлое, хотя солнце даже не показалось из-за горизонта, а луна ещё не ушла с утреннего небосвода и висела где-то высоко над землёй полупрозрачным кругом, издали напоминая маленькое облако. В саду висела такая тишина, словно всё в этом мире сговорилось и наложило табу на любые посторонние звуки, даже море стало тише и усмирило свои воды, так что шаги Евы в этой тишине звучали слишком громко и не уместно. Всё спало: птицы, деревья, больница, море, спали горы, и спали, готовясь к долгому перелёту, просвечивающие облака, спали старые сосны, обыкновенно скрипящие на ветру, и спал ветер, вечно юный и весёлый бриз, спала маленькая яхта с белым острым парусом, и спал маяк, закрыв свой всевидящий жёлтый глаз. Ева невольно расплылась в улыбке и вдохнула солёный морской воздух, смешанный с ароматом хвои, полной грудью.