Пришедший из моря - и да в море вернется (СИ)

- Исповедуешь, - понимающе улыбнулся я, отмечая про себя, что и эти человекоподобные амфибии, собираясь покинуть этот мир, нуждаются в священнике.

- Что-то в этом роде, - рассеянно кивнул Хорхе, думаю, значение термина «исповедь» было ему знакомо из книг.

Пастор жил в одном из прибрежных, достаточно чистых по здешним меркам кварталов. Мы пересекли главную улицу, ведущую к морю, и направились в центр. Здесь, неподалеку от площади, высился особняк губернатора. В одном из переулков, мимо которых мы проходили, царило необычное для этой выродившейся деревни оживление. Невольно заинтересовавшись, я замедлил шаг и оглянулся, спустя несколько минут уже жалея о своем любопытстве. – Лица! Лица! – несся над переулком резкий, надрывный женский голос, обладательница которого была скрыта от нас широкими спинами зевак.

- Что «лица»? – я непонимающе моргнул и оглянулся на своего спутника, надеясь получить объяснение, но тут высокая, неестественно-гибкая женщина вынырнула из толпы и заскользила к нам. – Святой отец, не побрезгуйте! Молодой хозяин, - это уже мне, - прошу покорнейше! – женщина приблизилась, и я, к своему ужасу, рассмотрел на её плечах некое подобие коромысла, усеянное мелкими крючками, на которых болтались, словно маски для безумного карнавала, человеческие скальпы. С глазниц и линии шеи у некоторых ещё сочилась кровь. В памяти вновь мелькнула дьявольская коллекция Ксавьера, и я с трудом сдержал вопль ужаса. Заметив мою реакцию, священник нетерпеливо отмахнулся:

- Потом, Тира, потом! – и, схватив меня за локоть, потащил прочь. Торговка снова юркнула в переулок. Эти чудовищные головные уборы я видел достаточно часто, но сам факт того, что они ещё и продаются, парализовал мой разум новой волной ужаса.

- Так вот откуда он их берёт… - наконец переведя дыхание, смог выдавить я. Хорхе этот вывод, казалось, позабавил, хотя он и старался этого не показать, видя мое смятение.

- Нет, что ты. Это для бедных. Ее сын – кладбищенский сторож в соседнем городе. Не думаешь же ты, что наш дорогой губернатор настолько скуп?

Зазывающие выкрики Тиры, доносившиеся из переулка, дополняли общую картину безумия этой деревни. Иногда я чувствовал, что противиться ему у меня уже не осталось сил. Ради блага человечества Имбока должна быть стерта с лица земли. Теперь, осознав это, я преисполнился мрачной решимости. Довольно прятаться и плыть по течению, я никогда не стану таким, как они. Пусть я рождён от монстра, но я рождён человеком и должен действовать. Заметив перемену в моем настроении, Хорхе недоверчиво покачал головой. – Что бы ты ни задумал, для твоей же безопасности постарайся не вспоминать об этом, когда будешь в особняке.

- Ты думаешь, они способны прочитать мои мысли? – внезапно я вспомнил огромные глаза Ухии, ее манящий взгляд и тихое одурманивающее пение. Вряд ли опасения пастора так уж беспочвенны. Я кивнул, намереваясь приложить все усилия, чтобы оградить свои планы от постороннего вмешательства. Единственное, что меня беспокоило, - это моя беззащитность перед чарами Ухии во время сна.

Однако эта и последующая ночь прошли без происшествий. Ни Ухия, ни её отец не пытались каким-либо образом воздействовать на мое сознание, я же, стремясь дополнительно обезопасить себя, незаметно для жены вставлял в уши собственноручно сделанные затычки. Временное затишье закончилось так же внезапно, как и началось.

Я проснулся посреди ночи от собственного дикого крика. Боль, адская боль, словно какое-то существо царапалось извне в мою черепную коробку. Я не мог противостоять ему ни во сне, ни наяву и чувствовал, что рано или поздно оно прорвется. Ухия, по-змеиному отталкиваясь щупальцами, появилась откуда-то со стороны окна, её испуганное лицо, казавшееся неестественно бледным при свете луны, вернуло меня в реальность, я, словно утопающий, вцепился в её руку. – Что-то… царапает, давит… как это остановить?! – свистящим шепотом выдохнул я, прижимая пальцы к виску. Мозг разрывался от боли. Словно кто-то пытался проникнуть в мое сознание и занять мое место.

- Я… не знаю, что это! – растерянный голос Ухии отозвался новой порцией боли. Она что-то забормотала, сфокусировав бессмысленный взгляд на моем лице, теперь мое сознание стало ареной борьбы двух неведомых сил. Монотонная галиматья, состоящая из слогов наподобие «н’гаа» и «н’гарх фаат-аг», длившаяся, казалось, бесконечно, неожиданно завершилась гневным вскриком «Йа! Дагон!» – и я почувствовал невыразимое облегчение. Существо, рвавшееся извне, отступило, явно разочарованное, но, что странно, несмотря на причиняемую мне боль и неприятие самого факта проникновения в мое сознание, я не ощущал исходящей от него враждебности. На мгновение мне показалось, что это поняла и Ухия, и её взгляде мелькнуло выражение странной досады.

Последующие несколько страниц оказались вырваны неизвестной рукой, и об их содержании остается только догадываться. Дальнейший текст представляет собой сумбурные и местами бессмысленные записки человека, мучимого сильным нервным напряжением.