Пришелец

Дом молодого человека, жилье за непроницаемыми занавесками… Коли мы зашли так далеко, наверное, следует его описать. Обстановка, убранство, картины на стенах и все такое прочее должны кое-что поведать о самом хозяине. Разумеется, в том лишь случае, если последний достаточно обеспечен, чтобы все устроить по своему вкусу, — допущение, каковое и на сей раз ничто не мешает нам сделать.

Прежде всего обои, вещь весьма существенная, ибо с их помощью человек отгораживает себе от общего пространства нашей необъятной ойкумены заповедный пятачок, в котором и намеревается жить. Обои подошли бы светленькие, от одного вида которых жизнь представлялась бы яркой и радостной. Разве лишь чуточку анемичной, несколько слишком стерильной, но их светлая гамма, приятная для глаза, наверняка вселит в сердце наблюдателя покой и чувство уверенности, разумную радость при виде порядка, являющегося предпосылкой всякой свободы. И только обои в спальне отличались большей интимностью, некоторой идиллией; возможно, их розовато-красные тона (ладно хоть не младенчески розовые) вызвали бы ироническую улыбку скептика — ну, не то чтобы совсем уж ироническую, пожалуй, ее лучше назвать недоуменной усмешкой пришедшего в замешательство человека, да, примерно такой, какая появилась бы на устах закаленного жизненными передрягами мужчины, попади он в пансион благородных девиц минувшего века. Вероятно, это ощущение окрепло бы при более внимательном взгляде на узоры, а именно: на повторяющиеся изображения медведей, играющих в мяч, — и все же, отдавая дань истине, следует признать, что обои были весьма милы.

Кровать под покрывалом в синюю клетку воздействовала бы на наблюдателя в том же духе. Застлана она была с отменной педантичностью: стороны квадратов лежали в точности параллельно стене — тут и самому требовательному фельдфебелю придраться было не к чему. Хотя, может быть, именно в этом похвальном порядке было нечто такое, что не позволяло думать о присутствии женщины. Надавив на матрац, неожиданно жесткий среди всего этого зефирного антуража, можно было несомненно решить, что кровать в этом доме служит для здорового отдохновения, а не лености.

Далее. Туалетный столик и бельевой шкаф ничего особенного из себя не представляли. Конечно, мы обнаружили бы в шкафу большие кипы белья тонкой ткани и безукоризненной чистоты (а в каждом ящике еще два-три ароматных яблочка поздних сортов), но чего ради рыться в чужом белье? Гораздо разумнее деликатно удалиться из спальни, продолжив обход в других местах.

В следующей комнате заливались птички: парочка чудесных представителей пернатого царства жила в радостном единодушии в своей клетке, сплетенной из прекрасной лозы, всегда в бодром настроении, подтверждаемом пением. И неудивительно, ибо молодой человек не забывал менять воду и наполнять кормушку. А время от времени подкладывал им нечто существенное, по-видимому, мясо, порезанное на мелкие кусочки. Птички скрашивали вечера звонкими кантиленами, за что молодой человек был искренне им благодарен и каждый день чистил клетку — труд, который, вероятно, следует считать одним из самых антипатичных в распорядке его дня. Да, возле этой пары птиц он часто сидел вечерами, углубившись в основополагающие труды по естествознанию или философии, а порой склонившись над своим небольшим верстаком.

Тут был изумительный станочек. Несмотря на малые размеры, он позволял выполнять самые разные операции: обтачивать, шлифовать, сверлить, точить и так далее и так далее. Поэтому все режущие предметы в доме были идеально заострены. Кстати, и здесь все содержалось в похвальном порядке: молодой человек имел обыкновение хранить множество своих миниатюрных инструментов непонятного для непосвященных назначения в красивом чемоданчике черной кожи. Они поблескивали серебром на темно-красном бархате, точь-в-точь как у конструктора или изобретателя, страстно увлеченного своим делом. И в педантизме может таиться эстетика. Но для чего же юноше все эти приспособления? Уж не занялся ли он созданием чего-то из ряда вон выходящего, остро необходимого человечеству в недалеком будущем, или, напротив, не принадлежит ли он к неистребимому братству изобретателей вечных двигателей, вызывающих легкое сочувствие здравомыслящих людей? Запасемся терпением, узнаем и об этом.

А пока о книжных полках.