Пришельцы из Зазеркалья: Факты и размышления о неопознанных летающих объектах

— Я не то чтобы уверен, я просто знаю. У меня было много возможностей проверить правильность, натуральность своих ощущений. Если бы что-то странное со мной случилось один только раз, — я бы тогда еще мучился сомнениями, что мне все это приснилось, привиделось и т. д. Нет, у меня нет никаких сомнений, что ВЦ существует и что я вступал с ними в контакт.

От автора. На этом наша первая беседа с Т. закончилась. Несколько раз я совершенно явственно — и магнитная лента бесстрастно это зафиксировала — видел и чувствовал, что Т. хочет или прекратить беседу, или переменить тему. Думаю, что и вы заметили это, читая только что расшифровку разговора: в любопытных местах я старался максимально точно придерживаться диктофонной записи.

Стоило Т. заговорить о чем-то интересном, что, очевидно, было «на грани» дозволенного, — как вдруг он как бы затихал, начинал говорить медленнее, нехотя, и главное — переходил к другим фактам и событиям. Может быть, мне показалось, но глаза у него при этом становились какими-то странными: затрудняюсь подобрать точные слова, чтобы описать их. Вскоре он, правда, оживал, продолжал свой рассказ напористо, уверенно, но вновь до какого-то момента.

Так случалось несколько раз, и в конце концов стало ясно, что Т. продолжать беседу более не расположен.

Что означало все это? Думаю, вы догадываетесь. Мои же догадки подтвердились буквально через пару дней, когда я узнал, что контакты с ВЦ продолжаются у Т. и в Риге.

Мы встретились с ним для обстоятельного разговора еще раз. Т. почти ничего не рассказывал о последних, уже «рижских» контактах. Но кое-что из его повторных рассказов о зоне мне показалось любопытным и достойным изложения на бумаге.

Итак.

Беседа шестая: Т.

— Ты говорил в прошлый раз, что во время второго посещения поляны, где разместились инопланетяне, ты стоял ногами на земле. Что ты чувствовал?

— Да, во вторую ночь мой полет к поляне завершился тем, что меня плавно опустили на землю. Я вдруг почувствовал, что у меня есть не только глаза, которые до этого «летели» одни, но и ноги: я ощутил почву под ними и даже слегка спружинил, коснувшись земли. Я почувствовал руки, все тело…

— Ты не смотрел на себя?

— Самое смешное, что мне не пришло в голову оглядеть собственные руки-ноги! Может быть, мне было внушено, что смотреть на себя не надо; может быть, это сделали, чтобы я не пугался, если мое тело выглядело действительно как-то неожиданно, необычно?… Может быть, они подготовили для моего визита какую-нибудь специальную оболочку?

…И своими ногами я пошел в сторону ближайшего «модуля», зависшего над землей на высоте примерно двух метров: я мог бы пройти под ним, не задев головой днища. Подошел к «модулю» метра на три-четыре. В этот момент к нему же подошли двое… скажем, два человека, поскольку они ничем не отличались от людей. Они стояли всего в двух метрах от меня. Я разглядывал их в упор. Они смотрели мне в глаза. Когда они переглядывались, я видел, что они общаются. Это было похоже на то, как если бы магнитофонную ленту прокручивать с бешенной скоростью. Явный обмен информацией, только я, конечно, улавливал лишь его фон. Причем, общаясь между собой, они не обязательно смотрели друг на друга. Когда они разглядывали меня, между ними продолжало что-то «проскакивать^. А когда обращались ко мне, то это было в обычном, приемлемом для меня темпе. Следовательно, между собой они обмениваются информацией значительно быстрее, совершенно на ином уровне.

— Выходит, они — люди?

— Да, люди. Черты лица европейские, я бы сказал — греческого типа. Все разные, как и должно быть у людей. Волосы, как я уже говорил, довольно светлые, разной длины, прически аккуратные. Комбинезоны плотно облегающие, «под горлышко», безо всяких молний, пуговиц, застежек. Все — мужчины. Гладкие лица, без усов и бород. Обычные человеческие лица…

От этих людей исходила — и я ее постоянно, как нечто ободряющее, ощущал — волна доброжелательности. Улыбок на их лицах я не видел, они были бесстрастны. Но и без какого-либо внешнего выражения дружественных чувств со стороны этих людей я сразу стал испытывать к ним расположение. Я, едва опустившись на поверхность земли, почувствовал себя дома: могу здесь спокойно ходить, смотреть, делать все что хочу (естественно, в пределах разумного).