Пришельцы с небес

Толкнув мальчишку назад в груду тел, Голлем пинком выбросил мертвый метаболит в мусоросборник. Изголодавшийся молли-пузырь был испещрен пятнами некроза, вообще держался лишь чудом. Окатив его СО₂ из своего баллона, Голлем пополз к себе на корабль за запасным ядром метаболита. Когда он вернулся, квазиживая цитоплазма пленки пузыря уже начала прочищаться. Она регенерирует, если детишки снова не отравят ее каким-нибудь мутафагом, связывающим СО₂. Вот так теперь человечество строит себе космические дома — из мягких гетерокаталитических пленок, которые питаются светом звезд, дышат отходами жизнедеятельности человека.

Голлем порылся в куче слабо шевелящихся тел, пока не нашел мешок с фагом, зажатый между женщиной и ее младенцем. Она захныкала, когда он выдернул наркотик. Голлем унес его к себе на катер и осторожно отчалил, выпустив облачко питательного геля, чтобы заплавить дыру от зонда. Молли-пузырь сам себя исцелит.

Наконец он волен держать путь на «Рагнарёк».

Он ввел курс на Двенадцатую, потом ловко вставил в код «заплатку» обходного лога и ввел истинную свою траекторию. В журнал пойдет что-нибудь из тайной библиотеки дубликатов, такие дубликаты были против всех планов Компании, и лучше бы никто их не нашел. Потом он ввел в журнал запись о только что израсходованных запасных материалах и, как всегда, слегка преувеличил их количество. Приписки, растраты. В животе у него забурчало.

Голлем врубил бурю рока, чтобы утихомирить желудок. Была одна старая песня о парне, который ходил, привязав себе на шею мертвую птицу. Воистину у него, Голлема, есть своя мертвая птица. Все, что было хорошего, мертво. Все, что было свободного, буйного, человеческого, — все мертво. Он и сам чувствовал себя призраком, уж поверьте. Дохлым призраком, случайно затесавшимся сюда из тех времен, когда люди сами вели свои машины к звездам, а водоросли оставались в кюветах. До того, как ученые на-придумывали все эти метаболизирующие марсианские макромолекулы, которые, цитирую, укротили космос, конец цитаты. И есть теперь укрощенные мужчины, женщины и дети, которые с помощью этих молекул дышат и прокладывают дороги в пространство, ими питаются и творят музыку ими… Быть может, с ними совокупляются или спариваются!

Степной волк зарычал, оскалив зубы, подергал из стороны в сторону щупальце биомонитора. Пискнул радар.

«Рагнарёк!»

Время съежилось, и на экранах его вспыхнуло прошлое. Он позволил себе один быстрый взгляд.

Огромный, одетый в золото корабль парил в свете звезд, и крохотное солнце за ним подернуло его алмазной пылью. Последний «Арго», самая одинокая из всех «Контестога». «Рагнарёк». Необъятная, гордая, громоздкая звездная машина, словно гербами, украшенная знаками примитивных технологий, забросивших человека в космос. «Рагнарёк», открывший путь к Сатурну и тому, что лежало за ним. Кулак человека в лицо богам. Остов, дрейфующий в море, которое он покорил. Потерянный и забытый всеми, кроме затхлой тени, призрака-инспектора Голлема.

«Рагнарёк!»

Нет сейчас времени натягивать скафандр и бродить по нему внутри и снаружи, разбирать, протирать, возиться с его архаичной арматурой. Его реактор давно уж умер и остыл. Голлем не решался даже запустить его: тронься он с места, и забьются в истерике все радары зоны. Украденное у Квайна электричество — вот и все, что теперь согревало корабль.

А внутри него — мертвая птица.

Голлем легко скользнул к главному шлюзу, который давно уже переоборудовал под свое стыковочное устройство. И в этот самый момент, ему показалось, он заметил, как в грозди подсобных пузырей, какие он повесил на грузовой шлюз «Рагнарёка», вспучивается новая «ягода». Что еще задумала Топанга?

Стыковочный фал вошел в шлюз с умиротворяющим душу щелчком, и, ожидая, пока откроется внутренний люк, Голлем стоял нос к носу с двумя старыми чудовищных размеров скафандрами, какие висели в шлюзе «Рагнарёка». Просто невероятно, насколько они громоздкие и обременительные. Как в те времена вообще могли в них двигаться? Он оттолкнулся от переборки в сторону полутьмы на мостике.

На одно мгновение его девочка была там.

Широкие иллюминаторы — сплошь вращающийся лабиринт звездного света и усеянных огнями теней. Она сидит, откинувшись в кресле пилота, смотрит в космические глубины. Он видит ее чистый, энергичный профиль, силуэт девичьего тела среди теней. Глаза, голодные до звезд.

Потом ее взгляд сместился, зажегся свет. Его звездная девочка исчезла в то самое, что убило ее.

Время.

Топанга, больная, выжившая из ума старуха на заброшенном корабле.

Лицо — словно обломки кораблекрушения, и улыбка спасшего.

— Голли? Я вспоминала…

Что за удивительный инструмент человеческий голос, этот хрипловатый юный голос из недр звездной дымки! Какие сказки складывал он за прошедшие годы! Она не всегда была такой. Когда он только-только нашел ее — больную на бесцельно дрейфующем корабле, тогда еще она была Топанга. Последняя оставшаяся.

— Ты пользовалась устройством вызова. Я предупреждал тебя, они слишком близко. А теперь они поймали твой сигнал.