Пришельцы с несчастливыми именами

А первое, что я увидел, когда глаза вернулись на место, – это Курилку и Жопу.

Приятно, конечно, встретить в новом месте кого-нибудь из старых знакомых. Но меня чуть не вытошнило в тысячу первый раз. Они стояли неподалеку – безмолвно, руки по швам, и лица их были пусты, как насухо вылизанные тарелки. И ладно бы они стояли вдвоем – к их подлым рожам я как-никак притерпелся. Нет, таких, как они – пустолицых, с выпущенным жизненным паром – в этом сумрачном месте, похоже, было немало.

Они стояли рядами – за рядом ряд уходили в темную бесконечность плечи, плечи, над плечами – головы, головы, все повернуты в одну сторону, у всех на лицах полуулыбка-полуоскал идиотов.

Сам я находился в нешироком проходе, единственный живой человек среди восковых истуканов. Могильная тишина давила. Сделав шаг по проходу, я вздрогнул от грома в ушах. «Дурак, – сказал я себе, – как же ты будешь отсюда выбираться, ведь их здесь миллионы. Попробуй, догадайся, которого из них выбросят в мир людей и когда это будет. Вляпался со своей отвагой».

Я пошел вдоль рядов навстречу кукольным лицам. В воздухе надо мной висела белесая пыль, она плавно раскачивалась, в ней было заметно движение. В некоторых местах пыль скапливалась в облака, в других ее почти не было, и тогда, напрягая глаза, я различал какие-то ребра, а, может быть, потолочные балки, словно я попал не то во чрево китово, не то на большой чердак. Постепенно я успокаивался. Человек ко всему привыкает. Я даже начал насвистывать и строить фантомам рожи. Потом перестал – мысль о бессмысленности ходьбы и бесконечности лежащей передо мной дороги угнетала меня все больше. Но не стоять же на месте! Раз есть дорога, значит надо по ней идти. Закон движения придуман не мной, к чему мне ему перечить. Правда, может, следовало двигаться в другом направлении – в сторону их взгляда. Но поворачивать было поздно, я шагал в эту сторону не меньше часа.

Ряды фигур не кончались. Время от времени в воздухе раздавался негромкий пердящий звук, и там, откуда он шел, пыль закручивалась в маленький смерч и в смерче появлялась фигура. Почти тотчас же следом появлялась и пара. Они то падали вниз, чтобы занять положенное человекоместо, то пропадали в тумане, когда парников оживляли для отправки по месту вызова. Несколько раз пылевые столбы с фантомами появлялись вблизи меня, и я даже мог успеть добежать, но что-то меня удерживало. Не страх. Ожидание чего-то, чего я выразить словами не мог, предчувствие приближения к разгадке, от которой, может быть, зависела жизнь, может быть, наши судьбы (моя и беглянки).

Однообразные позы стойких оловянных солдатиков, выстроившихся по линиям в ряд, напомнили мне давнее детское развлечение. Если костяшки домино выставить в одну длинную очередь и крайнюю легонько толкнуть, все они повалятся с замечательным стрекотом, словно заработала бабушкина машинка «Зингер» или стрекозиное войско выступило в поход на врага.

Попробовать? Подойдя к ближайшему пáрнику – это был щекастый субъект, похожий на князя Меньшикова, – я тронул его за плечо. Тот тронуть дал. Тогда я его как бы случайно качнул. Он подался. Я качнул сильнее, готовый в любой момент отпрыгнуть в сторону и бежать. Очень уж все это напоминало сцену свержения кумиров. Пáрник был тяжелый, как каменная половецкая баба. Он падал медленно, нехотя. Большой желтокожий кулак, прижатый к серой штанине, смотрел на меня с угрозой: «Ужо тебе, Галиматов!»

Физика победила мистику. Машина «домино» заработала. Они падали один на другого, передавая эстафету падений все дальше и дальше, и скоро я перестал различать мелькающие вдали фигуры. И шум делался тише, но даже когда расстояние положило зренью предел, в ушах еще долго стоял гулкий каменный грохот.

Игра в Алкивиада понравилась. Я двигался вдоль шеренг и, уже не примериваясь, без раскачки, толкал и долго смотрел, как катится по ряду волна. Сколько я положил тысяч – одному Богу известно. Должно быть, немало. Руки и плечи устали, натруженные ладони горели, от мельканья зарябило в глазах. Я толкнул еще ряда четыре, и пар из меня вышел. С полчаса я сидел в тишине и ждал, когда успокоится сердце. За мной далеко-далеко тянулись усеянные пáрниками поля. Над полями висели мутные пылевые тучи.

И вдруг я услышал гул. Сначала тихий, приглушенный, как отдаленные громовые раскаты, он делался все ощутимей, нарастал, брал на испуг. Причина его была скрыта туманом и расстоянием. Я поднялся, не зная, что делать. Бежать? Но куда бежать? Разве что спрятаться, затесавшись между каменных пугал. Но спрятаться я не успел.