Чудак налил воды в стакан, выпил. Налил еще раз – снова выпил. Смял стаканчик, сунул его в мусоросборник. Командир краем глаза заметил, как Лунев разочарованно покачал головой – надеялся, наверное, что бедняга хотя бы плюнет в стакан Толстому. Вот ведь укатала жизнь человечка… Ведь не буддист ни разу, не толстовец, вон, дергается, щурится, словом – подвержен эмоциям, вроде как не склонен к непротивлению злу, а приказ хама – выполняет.
– Ваша вода, – тихо сказал Чудак, протягивая стаканчик Толстому.
– А? Да. Давайте, – Толстый медленно повернулся к Чудаку, посмотрел на того с некоторой брезгливостью на лице. – Сюда, на столик ставь, в гнездо…
«Ставь, – оценил Командир. – Не ставьте, а ставь. На «ты». И где твое «спасибо», пузан? Или ты привык дожимать человека, давшего слабину, втаптывать его в грязь, мешать с дерьмом и даже не получать от этого удовольствие, а воспринимать это как должное? Ну и сволочь же ты, Толстый!»
– А впрочем, – вдруг сказал Чудак напряженным голосом. – Какого черта, впрочем? Ваша вода, сэр!
Чудак, не торопясь, поднял руку со стаканчиком и перевернул его над головой толстяка. Струйка вытекающей воды пришлась тому в макушку, толстяк дернулся, пытаясь вскочить, но ремни жестко удержали его на месте. Вода в стаканчике закончилась, Чудак припечатал его к голове Толстого, сминая.
– Еще воды принести? – осведомился Чудак дрожащим от возбуждения… или от радости голосом. – Я могу, я быстро…
Он вернулся к мусоросборнику, выбросил стаканчик и уселся на свое место.
Толстый матерился сквозь зубы, вытирал голову и лицо платком, но даже не пытался что-то сказать непосредственно Чудаку. А тот, напряженно ожидавший продолжения, вдруг расслабился, и на его лице появилась улыбка. Почти блаженная.
– А ведь здорово, – сказал Чудак. – Я и не знал, как это здорово…
– Еще можно было в рожу дать мудаку, – Пацан показал большой палец. – С колена, с колена удобно въехать сидящему. Так – бац! – и нос вдребезги, кровь, синяк потом на всю рожу. Я бы врезал. Но так тоже неплохо. Ты бы кипяточку набрал, братан! Вот бы повеселились!.. А если ты сейчас, жирдяй, хоть слово вякнешь, так я тебе в рыло дам. Понял?
Пацан радостно засмеялся в предвкушении возможности дать в рыло толстому уроду и расстегнул ремни безопасности. Демонстративно отбросил их в стороны, на подлокотники.
– Командир, если клиенты между собой разбираться начнут – ты встрянешь? – спросил Пацан.
– Можно я? – спросил Токарев и поднял руку, как на уроке. – Ну пожалуйста…
Командир покачал головой. Вот выйдут из машины – пусть хоть глотки друг другу перегрызут. А пока…
– Уважаемые пассажиры, – Командир увеличил громкость почти до максимума, поэтому его голос прогремел в салоне, словно взрыв, пассажиры дернулись и замерли. – Если еще раз повторится нечто подобное, то я буду вынужден принять меры ко всем нарушителям порядка. Начну с наручников. Всем понятно?
– Понятно, – быстро ответил Кролик, подергав носом, словно принюхиваясь в поисках опасности. – Как не понять?
– Еще раз повторяю – всем понятно?
– Да, – буркнул Толстяк, все еще пытаясь восстановить прическу.
– Да, – вздохнув со всхлипом, сказал Чудак.
– Без базара, – помахал рукой Пацан. – Я, если что, кому надо после путешествия по сопатке надаю. Так будет можно?
– Вне машины – ваше право.
– Мое право, – повторил Пацан. – Слышал, урод? Что, заткнулся? Вот и правильно. А то начал тут права качать… Ну едем, ну Командир главный… Чего тебе еще? Ты скоро миллионером станешь, урод. Так нет же, тебе еще водички в стаканчике холодной… Ну не козел? Козел! Ты его правильно намочил, друзан. Таких вообще мочить нужно.
– Как мне надоели эти… – тихо сказал Чудак. – Они такие правильные, такие уверенные… Они сразу меня вычисляют. Хоть тысяча человек будет – все равно меня заметит и пошлет… Я ведь хороший специалист. Классный. Я такое могу сделать, что другой даже представить себе не способен, но на второй день, куда бы я ни пришел работать, начальник начинает от меня не только работы требовать, но еще и лакеем пристраивать… или стукачом… Сколько я работ сменил… и ведь не дашь в рыло, он ведь охрану позовет или ментам сдаст… Или даже еще хуже, станет потом звонить моим новым работодателям, сообщать, что я – вор, склочник… Ненавижу! И ничего нельзя было сделать. Ничего! На улицу уйти, бутылки собирать? У меня жена и дети. Жена и дети. Двое. И приходилось терпеть такое… Домой придешь – руки трясутся, ложку удержать невозможно. Жена все понимает, но ведь ничего не может ни подсказать, ни помочь… Да. Я бы никогда… никогда бы не повез тетку… к Братьям бы тело не повез. Противно это. В самом деле – противно. Она ко мне хорошо относилась, как мать была. И с детьми нянчилась, и вообще… Я бы никогда ее не повез, но тут… Это ведь шанс, сказала моя жена. Правда-правда, шанс. Тебе не нужно будет работать, сказала моя жена. Ты будешь защищен от этих уродов… Мы будем вместе. И дети… А так – я бы никогда. Это мерзко. Это неправильно, она ведь моя ближайшая родственница, а я… Но ведь так я просто сошел бы с ума. Они бы меня… И что делать моим? Жене? Детям?