– Черта я вам и не поймаю, – покачал головой Шульцов, – только сатира, а если серьезно… Либо все мы здесь сумасшедшие, либо никто. Если никто, то два года назад нас с Геной втянуло в спор между, скажем так, незаметно освоившими город квазиантичными божествами. Более всего они напоминают Гекату и Диониса с поправкой на время и место. Эти двое в древности вели спор за, да простится мне такая формулировка, кормовую базу, однако сейчас Трехликая от открытой схватки предпочла уклониться. Где она и что с ней, мы не знаем, замолчал и ее конкурент. За два года ни в моей жизни, ни в жизни Гены не случилось ничего, что позволило бы заподозрить внимание к нам неких сил. Мы свою роль в драке сыграли, с нами расплатились и о нас забыли. Рассчитывать, что я пролью вино и следствие сдвинется с мертвой точки, простите, несерьезно.
– А я и не рассчитываю, – Григорьич оглядел стол и уверенно потянулся к коньячку. – Питер – город большой, вряд ли в нем окопались только Дионис с Гекатой, и тем более вряд ли Трехликая принялась таскать немолодых подвыпивших мужиков. Насколько я понимаю, она кормится с женщин, причем с несчастных, и старается держаться в тени. Я прав?
– Если не вдаваться в подробности.
– Подробности мне без надобности. Олег Евгеньевич, я прошу вас подумать, кто из известных вам… олимпийцев способен выкинуть подобную штуку и почему. Что могло этому предшествовать? Неудачная клятва? Оскорбление? Проклятие? Возможно, какой-нибудь ритуал? Кроме того, я бы очень просил вас осмотреть ресторан и его окрестности. Возможно, дело в какой-нибудь загогулине на стенке, которую приняли за приглашение. Если обычную квартиру превратили в Перекресток, то и здесь может быть что-то вроде турникета, причем разболтавшегося. Девять человек пройдут, не заметят, а десятый черт знает куда провалится. Может быть такое?
– Вряд ли. Активно действующие хозяева ни перекресток, ни дверь без присмотра не оставят. Попасть без приглашения хоть на Олимп, хоть в Аид проблематично, но я подумаю. И посмотрю.
– Послезавтра вас устроит? Скажем, в восемнадцать тридцать?
– Вполне, – заверил Олег Евгеньевич и, не удержавшись, сплеснул вино на мозаичный пол. – Хвала Дионису!
– И лицам, к нему приравненным, – очень серьезно заключил сосед, приподнимая рюмку.
3
Вечером Олег Евгеньевич был рассеян, но указали ему на это лишь сидевшие на галошнице коты. Марина из источающей томатные ароматы кухни крикнула, что Соня звонила и ночует у Машки. Шульцов угукнул – они с женой раз и навсегда решили, что «в России девушек весенних на цепи не держат, как собак» – и залез с ногами на диван. Думать.
Григорьич был человеком компетентным и, прежде чем искать регулярно побирающих элиту чертей, проверил все, что могло прийти в голову материалисту с опытом. От Шульцова ждали не детективных потуг, а гипотез историка, на собственной шкуре убедившегося, что в городе хозяйничают не только чиновники, олигархи и прочая мафия. Олег Евгеньевич думал, но в голову лез исключительно бред. Вроде Зевесова орла, таскающего для сластолюбивого громовержца депутатских помощников.
– Орлы ночами не летают, – буркнул себе под нос историк, и тут запело хором. Телефон с помощью жрецов из «Аиды» сообщал, что директор института желает слышать ведущего сотрудника. Шульцов нажал зеленую кнопочку.
– Олег Евгеньевич, – тон Николая Ивановича был озабоченно-дружеским, – у вашей дочери проблемы и, боюсь, серьезные. В том смысле, что устранять их придется вам. Вы уже в курсе?
– Нет, – не стал юлить Шульцов.
– Ваша дочь дома?
– У подруги.
– Будет лучше, если вы ее расспросите о подробностях. Если вкратце, то она и еще одна девушка сорвали встречу с Петраго-Соловаго, о чем пошла информация в соцсетях. Декан, и не только, озабочены, вы же понимаете…
– Понимаю, – согласился слегка оторопевший историк. Петраго-Соловаго в молодости сочинял очень славные книжки про шпионов, созрев, принялся писать омерзительные сценарии, а перезрев – продюсировать и участвовать в общественной жизни. Последней его затеей стал проект закона о защите выдающихся творцов и их творений от поругания, под коим подразумевалось всё, финансово и морально ущемляющее защитника прекрасного. О злопамятности и въедливости Петраго-Соловаго ходили легенды и анекдоты, правда, Олег Евгеньевич ими не слишком интересовался.
– Все было бы гораздо серьезней, – утешил директор, – будь вы простым кандидатом или даже доктором, но вы – признанный научной общественностью наследник академика Спадникова. У вас сложилась определенная репутация, вы водите дружбу с… компетентными людьми, это позволяет решить дело более или менее мирно. Петраго-Соловаго предлагает личную встречу, причем без посредников.
– Сперва я должен поговорить с Соней.
– Разумеется. Вам назначено завтра в тринадцать тридцать. Фонд «Светоч Третьего Рима». Знаете, где?
– Нет, – рубанул Шульцов, понимая, что на него накатывает. – Более того, я и узнавать не намерен, хотя на тринадцать тридцать согласен. На нейтральной территории.
– Олег Евгеньевич!