Елисавета, прищурив близорукие глаза, пыталась хоть что-нибудь рассмотреть вдали, но безуспешно. Поняв, что у женщины слабое зрение, Иза, порывшись в своей сумке, извлекла оттуда электронный бинокль, и, приложив его к глазам Елисаветы, не утруждая себя объяснениями, повторила:
— Смотри!
Елисавета, переборов себя открыла глаза, и увидела, что к городским воротам действительно подъехали вооруженные копьями всадники. Затем они промчались по городским улицам, бесцеремонно расталкивая прохожих, попадающихся на их пути. Дальше Елисавета уже не видела ничего, так как всадники скрылись среди городских построек.
— Теперь ты веришь нам?
— Да, Саломея, я верю! Но Захария, что будет с ним?
— Молись, чтобы Господь сохранил его и оградил от беды!
Иза опустила бинокль, и спрятала его в сумку. Спустя какое-то время, женщины увидели, как тот же самый отряд промчался в обратном направлении, и вскоре, стремительно миновав ворота, галопом помчался назад, в Иерусалим.
— Они ушли, Саломея! Хвала всевышнему! Он услышал мои молитвы!
— Да, они ушли, только вот что оставили после себя? — Задумчиво, словно предчувствуя беду, прошептала Иза.
— Я должна пойти туда, — так же шепотом сказала Елисавета, — там мой муж, и я должна быть рядом с ним.
— Не нужно идти туда сейчас, — жестко ответила ей Иза, — это может быть очень опасно. Кто знает, все ли воины уехали. Вдруг кто-то из них остался, и тогда, схватив тебя, они под пытками выведают про наше убежище. К тому же скоро начнет темнеть. Давай дождемся утра, тогда или я или Гелома, сходим в город и посмотрим. Если там не будет обнаружена скрытая угроза, тогда ты сможешь вернуться домой. А сейчас иди к ребенку. Слышишь, он плачет, наверное проголодался.
Елисавета проснулась на рассвете от терзающего ее сердце предчувствия. Тихонько, чтобы не разбудить спящих подруг, она приподнялась с ложа, и, поцеловав спящего сына, выбралась из пещеры. Бегом женщина направилась в город и поспела как раз, когда открылись ворота. Сердце ее бешено колотилось в груди, подгоняя вперед. Когда Елисавета добрела до своего дома, то, заметила, что дверь распахнута настежь. Дурная тошнота подкатила к горлу. Уже ни о чем не думая, она вбежала в дом, и, вдруг замерла. У самого порога, в луже крови, лежало распластанное на полу тело Захарии. Дикий крик вырвался из ее груди. Елисавета упала ничком на бездыханное тело мужа, продолжая рыдать. Чья-то теплая рука слегка коснулась головы Елисаветы. Женщина вздрогнула, и подняла глаза полные слез. Перед ней стояла Гелома со скорбным выражением лица.
Дита проснулась от детского плача. Она шепотом позвала Елисавету. Никто не откликнулся. Тогда Дита повернулась, пытаясь дотянуться до нее. Место, где спала Елисавета было пусто. Страшная догадка мелькнула в голове Диты. Она достала из сумки фонарик и осветила им пещеру. Елисавета исчезла.
— Мама, мама, просыпайся! — прошептала она, расталкивая Изу. — Елисавета, похоже ушла в город.
Иза тут же вскочила на ноги, рискуя разбить голову о низкий свод пещеры.
— Сумасшедшая! — Только и сорвалось с ее губ.
— Мама, оставайся с ребенком, а я пойду за ней.
Иза утвердительно кивнула в знак согласия. Дита, подхватив свою сумку, выскочила из пещеры, и помчалась к городу. Подойдя к дому она услышала душераздирающий плач Елисаветы, и тогда все поняла. Дита вошла в приоткрытую дверь, и, увидев Елисавету, лежащую над мертвым телом Захарии, в знак сочувствия, коснулась ее головы. Женщина подняла глаза, и сквозь рыдания запричитала:
— Почему, почему он не послушал тебя? Почему не ушел вместе с нами? Как мне теперь жить?
Дита опустилась на колени, и обняв Елисавету, сказала:
— Ты должна жить. У тебя сын, и только ты сможешь позаботиться о нем и воспитать достойным памяти отца человеком.
Елисавета забилась в объятиях Диты. Странный хрип вместо слов вырвался у нее изо рта. Женщина вся обмякла, с жадностью хватая воздух, словно задыхалась. Потом она, как-то вся съежилась, прижав руки к груди, и упала ничком на мужа. Глаза ее помутнели, и только два слова смогла произнести она:
— Позаботься о сыне…
Это были ее последние слова. Дита растерянно смотрела на мертвую женщину, не сумевшую пережить утрату мужа, и скрежетала зубами от бессильной злобы на самою себя, от того, что бессильна хоть чем-нибудь помочь Елисавете.
Крики Елисаветы разбудили соседей. Оставив ее и Захария на их попечение, Дита вышла из дому и побрела прочь.
Глава 47