Читаем Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. полностью

Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко.

Да, это он, «подпольный человек» Достоевского, вышел из своего подполья непосредственно на арену Истории. Вышел и заговорил в полный голос. Заговорил даже стихами:

Скоро, конечно, и я тоже сделаюсьПадалью, полной червей, Но пока жив – я ликую над трупамиРаньше умерших людей.

Животная эгоистическая радость по поводу того, что кто-то умер, а я вот пока еще жив, присуща человеку. Она свойственна не только отребью человечества. В той или иной степени это чувство может испытать каждый. Но рано или поздно в сознании нравственно нормального человека это чувство неизбежно вытесняется другим, более высоким: чувством трагического равенства всех живущих перед лицом смерти, сознанием, что колокол звонит по тебе. Именно оно, это высокое чувство своей причастности всему роду человеческому, и было во все времена источником и предметом поэзии.

Конечно, поэзия говорила людям не только это. Она говорила и другое. Она говорила, например:

Мертвый в гробе мирно спи, Жизнью пользуйся живущий...

Она утверждала право каждого живущего ходить по могилам, есть кладбищенскую землянику, вкуснее и слаще которой нет, и жить, не смущаясь тем, что под каждым могильным камнем лежит, как говорил Гейне, целая всемирная история. Да, она утверждала и это. Но как!

Идешь на меня похожий, Глаза устремляя вниз, Я их – опускала – тоже! Прохожий, остановись!Прочти, – слепоты куриной И маков набрав букет, Что звали меня Мариной И сколько мне было лет…Но только не стой угрюмо, Главу опустив на грудь. Легко обо мне подумай, Легко обо мне забудь.Как луч тебя освещает! Ты весь в золотой пыли… И пусть тебя не смущает Мой голос из-под земли…

(Марина Цветаева)

Вопреки содержащемуся в этих стихах словесному призыву забыть о мертвых, не смущать себя памятью о них, весь лирический строй стихотворения, весь его эмоциональный заряд утверждает другое. Он говорит: колокол звонит по тебе, мы связаны друг с другом, ты – такой же, как я. А я была такою же, каков ты сейчас. Не забывай об этом. Мы все – одно. Мы все – часть человечества.

И вдруг: «Вы околели, собаки несчастные, – Я же дышу и хожу…»

Это было поистине ново.

Новизна стихов Александра Тинякова состояла не только в их поразительной цинической откровенности. Новизна их была в том, что поэзия тут как бы перечеркивала, отрицала самое себя.

Грубость и низость могут бать сюжетами поэзии, но не ее внутренним двигателем, не ее истинным содержанием. Поэт может изображать пошлость, грубость, глупость, но не может становиться их глашатаем.

(Владислав Ходасевич)

Новизна стихов Александра Тинякова состояла в том, что поэт открыто объявил себя глашатаем всего самого низменного и темного, что только есть в природе человека.

Смачно плюнув на любовь к ближнему, Тиняков следующий свой плевок, естественно, адресовал автору этой оплеванной им заповеди:

Палестинский пигмей худосочный, Надоел нам жестоко Христос. Жизнь людскую он сделал непрочной, Весть об аде он людям принес.В наше время его б посадили К сумасшедшим, за крепкую дверь, Ибо верно б теперь рассудили, Что он был вырожденец и зверь.

Лебядкинская формула – «Плюй на все и торжествуй!» – постепенно обрастает все более упоительными подробностями:

Пышны юбки, алы губки, Лихо тренькает рояль… Проституточки-голубки», Ничего для вас не жаль…Кто назвал разгул позором? Думать надо, что – дурак! Пойте, девки, песни хором, Пейте, ангелы, коньяк!..

Я нарочто привел не одно, а несколько стихотворений Тинякова. Каждое из них в отдельности может показаться нечаянным самообнажением или же просто мелким хулиганством. В крайнем случае смесью того и другого. Но стоит поставить их рядом, как сразу же становится ясно, что тут – претензия на своего рода философию, на стройную и последовательную философскую концепцию:

Перейти на страницу: