Пришествие Короля

Но теперь, моя Гвенддидд (ты возвращаешься ко мне, даже когда я всего лишь произношу имя твое — Гвенддидд, Гвенддидд!), твои карие глаза, и ласковая улыбка, и твои щеки с ямочками завели меня в темный коридор, которому нет ни конца, ни начала. Во все мое «я» вкралась любовь — сильнее той, что испытывал Кинон маб Клиддно к Морвидд, дочери Уриена, Касваллаун — к Флур, дочери Угнаха, и даже Друстан к Эссилт[91] среди стона волн на скалистом берегу Керниу. И я видел в твоих карих глазах, что и тебя с ног до головы переполняет такая же любовь. Я не ощущал ни боли, ни желания, которые чувствует мужчина, приближаясь к своей возлюбленной, просто нас обоих обволокло тепло, обернуло нас единым сияющим одеянием. Мы были едины плотью и духом — моя сестра Гвенддидд и я.

Так это было — помнишь ли, моя Гвенддидд, и будешь ли помнить? — как я привлек тебя к себе и поцеловал, а ты обнимала меня и целовала, и поцелуи твои были слаще сока яблок из садов Поуиса и теплее, чем лучи летнего солнца в зените, ласкающие их круглые розовые бока. И дерзко прошептал я в лабиринте Аннона в извилистую спираль твоего уха:

— Будем ли мы спать нынче ночью вместе, золотая моя?

Я не был так дерзок, как можно было бы судить по вопросу, поскольку я чувствовал, что ответ в нас обоих, стоявших, прижавшись друг к другу — двое в одиночестве бездны. Из далеких чертогов послышался шепот тех, кто живет в Анноне, но мы были только вдвоем, и ничто не могло потревожить нас. Ты не покраснела и не опустила взгляд, моя Гвенддидд, улыбнулась мне тепло и разумно и приподнялась на цыпочках, чтобы еще раз поцеловать меня.

— Почему я? — спросила ты сначала. А затем счастливо прошептала: — Да.

Затем — не то с укором, не то поддразнивая, посмотрела на меня так, что у меня дыхание перехватило, и добавила:

— Ты обещаешь не торопиться уйти от меня на рассвете?

Я прижал ее к себе и снова поцеловал. Трудно ли дать такое обещание!

— Я останусь с тобой и до зари, и после, милая моя. Я всю ночь напролет буду держать тебя в объятиях, и, думаю, ты первая устанешь от поцелуев. Я люблю тебя, Гвенддидд, арав эурвин.

— Ты не должен так говорить! — с упреком прошептала она. — Ты еще не знаешь меня. Но ты будешь спать со мной. Готовься же и приходи ко мне на ложе.

Я не ощущал ни тени стыда, ни страха того, что может принести нам утро, хотя такое часто чувствуют мужчины в ночи даже в головокружительный момент наивысшей страсти. Post coitum omnia animalia tristia sunt. После соития все живые существа печальны. Кто знает это лучше меня? Знание — моя дичь, но как часто в мгновения наивысшей истины похотливые образы и горячее желание врывались в мое сердце, с презрительной легкостью стирая всю мою драгоценную мудрость. Скажу тебе, что к стыду и, признаться, к тоске моей, я обнаружил, что все знания о звездах, и ручьях, и ветрах внезапно улетучились как раз тогда, когда я меньше всего этого ожидал или хотел. Все помыслы мои были только о ложе и спальне, вся мудрость моя была направлена на ласковую льстивую речь, из-за чего мое имя вошло в гнусную поговорку, и я летел с колотящимся сердцем быстро, как стрела Гвиауна Ллигада Ката, к нашему уютному гнездышку под желтым ракитником.

Затем (если я буду продолжать, то я забуду, о чем говорил) игриво и горячо задергалось распутство в моих штанах. И было ночное долгое странствие по гладким мягким равнинам, по двум округлым холмам с белыми склонами, и наконец невероятная теплая, влажная пещера с поросшим папоротником входом, ожидавшая ласкового прибытия тупоголовой крепкой змеи. Помнишь ли ты, что было потом, моя Ангхарат златокудрая, помнишь ли тот вечер, когда наши пальцы случайно встретились на кубке на пиру короля Риддерха? Долгие века земные пролегли между нами с той ночи, но мне не забыть ни единого движения, ни единого стона, ни шепота нашей краткой встречи.

Белые змеи сплетались в ночном уединении! Иногда это только один врезавшийся в память нежный изгиб тела или радостный шепот, от которого дыхание останавливается, а по сравнению с этим мои мысли — всего лишь дрожание змеиного язычка. Дородная Аван с блестящими волосами, племянница Брохваэля, — о, как ты посмотрела на меня, когда плащ соскользнул с твоих белых плеч! Ты стояла прямо, как копье у умирающего очага в приюте Майгена. Что подумали бы добрые монахи, увидев, что мы с тобой делаем? И Перуир, дочь друга моего Рина маб Мэлгона — о! Видно, от своего похотливого отца унаследовала ты бесстыжие выходки и скачки, и доброе это наследство оставил он тебе и мне на нашем утреннем ложе. Запахи твоих укромных мест чую я и доныне. Была ты бесстыдна, как Гвенхвивар, жена Артура, и не я, а ты каждую ночь исходила желанием и страстью, объятиями и ласками.