Пришествие Короля

Я ощущал жар очага даже в своем каменном мешке под землей. Я видел, как багряные отблески пляшут по его стенам, кружат вокруг меня, словно могильные огни. Я лихорадочно озирался, дух мой метался, как язык пламени. Шипение усмиренной стали преобразилось в моем сознании в шипение разворачивающего свои кольца Змея Бездны, рев пламени казался мне тем погребальным костром, который в конце времен поглотит и небо, и землю.

Передо мной замелькали ужасные видения войны. Я глубоко всматривался в багровые водовороты забвенья, в разинутые в вопле рты и зияющие раны, в бездонные преисподние. Я слышал хруст детского черепа под железной подковой, беспомощный вопль девушки в безжалостных руках, мне казалось, что я вижу ее неверящий, застывший взгляд оскверненной невинности. И над всем этим, отдаваясь в ушах, все громче вставал мерный грохот тысяч железных подков. Закрытые личинами лица, безликое войско, слепое стоглавое чудовище.

Вокруг кургана кольцом ревело и плясало пламя. Я встал согнувшись в этой маленькой келье, намереваясь сбежать от того, что со всех сторон смеялось надо мной и угрожало мне. Но не так-то просто покинуть дом Гофаннона маб Дон. Множество ложных выходов открываются в его подземных чертогах, множество проходов, замыкающихся сами на себя, множество волнистых спирали вокруг спиралей, замкнутых в круги кругов, — воронка, затягивающая в себя все. Знамениты среди богов пиры, на которых главой застолья сидит Гофаннон, и чертоги его не для тех гостей, что уходят!

Долго, сколько — не знаю, я блуждал мыслью в лабиринте, слыша за спиной хриплые вопли войска. Но и я тоже владею чарами, я тоже умею читать руны. Разве я не Мирддин, сын Морврин, убивший эллилла в пещере Аннона и вышедший наружу, чтобы поведать об этом? Вновь я увидел змеиные кольца, выбитые на камне, вновь ощутил тепло твоей любви в сердце, о Гвенддидд. Я прошел по завиткам змеи, добрался до выложенного плитами входа и вновь увидел в лунном свете огромные охранные столбы, что стояли пред входом в кузню Гофаннона.

Кузнеца не было, угли в его горне горели слабо. Не было также и мстительного меча, ковку которого я слышал, и понял я, что времени у меня, почитай, и не осталось. Но я выкупил себе время, а это — не последнее дело. Это дар ауэна, а он-то воистину безвременен.

С востока над дюнами потянуло холодным предрассветным ветром, что взвихрился вокруг священного места, подернув рябью залитые водой колеи на дороге, пролетев вниз по склону, чтобы тряхнуть деревья у горна Гофаннона маб Дон. Их ветви бешено закачались, они трещали и гнулись под безжалостными порывами ветра. Я вздрогнул, закутался в рваную кабанью шкуру, что была моим единственным одеянием, и, шатаясь, побрел восвояси.

Холодный серый рассвет вставал над унылыми просторами пустынной горной равнины, по краю которой я шел. Я был единственным живым существом в этой пустынной местности и чувствовал себя средоточием всех стихий. Но, пройдя некоторое время по дороге, я мысленно обернулся и окинул себя со стороны холодным взором. И понял я, что я всего лишь муха на железном ободе колеса колесницы. И муха должна быть осторожной, чтобы при повороте колеса ее не раздавило, не размазало этим неустанным вращением, которое ей вряд ли понять и никогда не остановить.

Не то чтобы я был совершенно один в этом уединении, хотя мои спутники были не из тех, кого я бы сам выбрал. Дважды слышал я волчий вой где-то справа, да из ясеневой рощицы в ложбине насмешливо проухала круглоокая сова, ночная птица Гвина маб Нудда, и вопль ее уныло пролетел над бездной. Еще мгновение — и моя кровь застыла от пронзительного вопля муки, послышавшегося из темной впадины между холмами, где сбились в кучку, прячась, деревья. Я испуганно огляделся вокруг, затем посмеялся сам над собой, осознав, что это всего-навсего крик какой-нибудь мышки, которую рвут кривые когти жителя ложбины.

По жестокой, пустой и открытой ветрам дороге ступал я. На заре былых веков великие короли правили этими когда-то плодородными взгорьями. Вокруг видел я поросшие утесником могильные курганы, гробницы, омываемые дождем и заросшие кустарником. Некогда отважные князья радушно принимали гостей в своих светлых чертогах, а ныне некому совершать возлияние на курганах, насыпанных над их костями, не споет поэт им хвалу перед блестящим собранием, имена и деяния их развеял ветер. Я думал, что ауэн не ведает смерти, что ауэн бьет во мне, как водопад, падающий со скалы, но теперь я понял, что все рожденное из праха под конец рассыплется и станет первозданной пустотой, которая была до того, как Гвидион воздел свой чародейный жезл, до того, как мать моя Керидвен собрала травы для своего Котла.