Пришествие

В своей одежде главари признавали два цвета: чёрными были их туфли и галстуки, в чёрную и белую полоску – костюмы, и белыми носки и рубашки. Оба поднялись внутрь гондолы, прошли зеленоватым проходом с боковыми раздвижными дверями в носовую часть, в просторную гостиную. Это была гостиная иного мира, с иным видением цветов, красок, вся в зелёных и золотых тонах. Светофильтры на трёх больших панорамных окнах пропускали лишь золотисто-зелёный свет, и окна обрамлялись шторами из зелёного бархата. Пять кресел, обтянутых зелёной замшей стояли полукругом на ковре с зелёными и золотыми нечеловеческими рисунками. Под потолком горели светильники, от излучения которых одежда вошедших изменилась в расцветке: белые носки и рубашки, полосы костюмов стали золотистыми, а чёрное преобразилось в тёмно-зелёное. От всей обстановки гостиной лица вошедших начали словно оттаивать, смягчаться. Оба сбрасывали маски, расслабленными гибкими походками направились к двум свободным креслам. Их приветствовали гибко возлежащие в уже занятых креслах такие же главари крупных преступных сообществ. В одинаковой одежде все пятеро были похожи один на другого, но не похожестью близких родственников, а чем-то неуловимым, не определяемым словом, более глубоким, чем родственность.

Едва прибывшие последними опустились в свои кресла, взяли со столика свои высокие стаканы с зеленоватой жидкостью, пол дрогнул. В окна было видно, как поверхность озера с медленным подъёмом дирижабля стала постепенно уходить вниз.

Замыкающий отряда бывших десантников «афганцев» Паша, из-за протеза на левой руке отстал на сложном участке склона, последнем взобрался на высокогорную площадку. Его товарищи уже подходили к двум тяжёлым боевым вертолётам, в которых и вокруг которых не было ни души. В пределах видимости отсутствовали и какие-нибудь следы жизнедеятельности человека, и вертолёты на этой естественной площадке, в окружении безлюдных гор мистически одушевлялись, словно по своей воле пролетали мимо и опустились на короткий отдых. Невозмутимые, они, казалось, не обращали внимания на появление рядом взмокших и разгорячённых подъёмом мужчин.

– Лошадки! – обрадовался коренастый крепыш и первым подошёл к ближнему вертолёту. Он похлопал по носовую части и пообещал: – Сейчас погуляем.

Тем временем в гондоле дирижабля, который был поднят на выпростанных тросах и застыл над своим озёрным отражением, пятеро главарей крупных преступных организаций полностью расслабились, развалились в креслах и с наслаждением потягивали из высоких стаканов зелёную жидкость. Они издавали странное утробное ворчание полного умиротворения. При появлении в гостиной помощницы Нау Грина Тамары, подтянутой, в облегающем тело золотисто-зелёном комбинезоне они лениво и плавно помахали руками. Но вошедший следом деятельный мужчина неопределённого возраста, в том числе из-за слишком правильных черт лица и живых зелёных глаз вынудил их встать с кресел, так выразить признание его более высокого, руководящего положения. Ему, кандидату в президенты России, Грину очень шли салатная рубашка и тёмно-зелёный костюм с такого цвета галстуком, украшенным золотистыми крапинками.

– Прекрасный вид, – одобрительно заметил один из преступных главарей, отводя руку со стаканом в сторону лобового окна, словно он был новичком и впервые посещал данное место.

– И этот разряжённый воздух… – со странной улыбкой посмотрела в то же окно Тамара. – Так восстанавливает силы.

Почти наша планета, – сухо вернул всех к текущим делам Грин. – Но пока лишь почти.

Поднятая дирижаблем гондола зависала в десятке метров над двумя катерами с заглушёнными и сидящими в них молчаливыми телохранителями. С востока подул порыв ветерка, однако только один из телохранителей словно расслышал донесённое порывом слабое жужжание, похожее на звук летящего вертолёта.

А издающие этот звук оба тяжёлых вертолёта взмыли над горной площадкой и сорвались в протяжённое ущелье.

В кабине ведущего вертолёта, на разложенной на коленях карте Паша тщательно провёл среди горных извилин линию маршрута, закончил её точкой на подходе к высокогорному озеру. Игорь глянул на карту, сопоставил топографию с тем, куда вёл вертолёт и остался доволен собой. Радиоаппаратура на обеих машинах была снята, и приходилось рассчитывать только на свой прежний опыт, а этот опыт как будто не подводил. Паша устроил на плече видеокамеру, начал снимать на память острые выступы облетаемой горы. Ему понравилось, как он ловко справлялся с операторской работой одной лишь правой рукой, и у него сам собой вырвался пронзительный свист неподдельного восторга.