Пришёл, увидел и убил. Как и почему римляне убивали

Получается, несколько вольноотпущенников и гладиаторов просто взяли и убили императора, а сенаторы и гвардейцы узнали об этом, когда Домициан уже лежал в луже запёкшейся крови, пожали плечами и за несколько часов приняли единогласное решение о том, кто станет его преемником. Звучит смехотворно. Убийство хозяина его домашними слугами – неслыханное нарушение всех законов иерархии – само по себе вызвало бы панику среди богатейших римлян. Кубикуларии, безнаказанно убивающие своих поработителей – для римлян это было равносильно анархии. История, рассказанная Светонием – не что иное, как грандиозное прикрытие для заговора высокопоставленных лиц, в центре которого находились нерфы и префекты претория. Самих преторианцев убийство не особенно обрадовало: они настаивали, чтобы Домициана обожествили. Когда вместо этого сенаторы решили предать его проклятию памяти (damnatio memoriae), попытавшись буквально стереть имя Домициана из истории, преторианцы заставили их пойти на компромисс и по крайней мере казнить Парфения и его приспешников. Сенат сделал это крайне неохотно.

Со смертью Домициана и воцарением Нервы ранний период истории империи закончился. Нерва стал императором в возрасте 66 лет; он умер бездетным спустя год и три месяца, передав власть Траяну – командующему войсками на Рейне, точно-точно не замешанному ни в каких заговорах. В дальнейшем с представлением о том, что императорская власть может быть передана кому-то из кровных родственников, потому что сенат, народ и армии проявят уважение к сыну, племяннику или внуку покойного правителя, было почти покончено. Постепенно римляне признавали, что принцепс – это, прежде всего, военная должность, переходящая от одного диктатора к другому в результате усыновления или казни. Из этого правила, разумеется, были исключения, но все они заканчивались плохо. Марк Аврелий положил конец временам «хороших императоров», передав власть своему никчёмному сыну Коммоду. Менее чем через два десятилетия его ошибку повторил Септимия Север, сделав императором своего твердолобого сына Каракаллу (кажется, что императорам, чьи имена начинались на латинскую букву C, постоянно не везло: Калигула[251], Клавдий, Коммод, Каракалла, трое Гордианов – всех их убили. Клавдий Готский избежал этого проклятия, но стал жертвой Киприановой чумы). Что уж говорить о его внучатых племянниках, которые смущали всех своим недостаточно римским поведением? А затем дурацкая практика передавать власть членам семьи и вовсе отмерла, потому что все такие императоры не справлялись со своими обязанностями, и их убивали[252].

Со смертью Домициана началась славная эпоха расцвета империи, когда не убивали практически никого; но расцвет империи был исключением из общего правила. На протяжении большей части своего существования имперская система снизу доверху была пропитана кровью. Каждый, кто хотел быть частью этой системы – придворный, сенатор, магистрат – рисковал быть убитым. Те, кто был её частью с рождения, представляли, пожалуй, самую большую опасность и при этом сами находились в большой опасности. И об этих убийствах нам известно больше всего, потому что в них были вовлечены люди, судьбы которых заботили античных историков больше, чем чьи бы то ни было. Родные и близкие, предки и коллеги тех, кто написал книги, на основе которых мы сегодня пытаемся интерпретировать римскую историю. Неудивительно, что и историкам кажется, будто эти люди были важнее всех остальных. И поэтому важно как можно чаще напоминать, что это вовсе не так.

IX Убийство по приговору суда

Жертвами имперской системы становились не только люди, бывшие её частью; она прошлась и по множеству незаметных людей, существовавших за её пределами. Об их жизнях обычно вспоминают в последнюю очередь. Это жизни тех, кого государство казнило каждый день и на каждом углу или приносило в жертву высшим силам. Этим смертям нет числа, это целое море страданий, о которых чаще всего просто молчали – потому что они считались законными, оправданными, да и просто ничего не значащими.

Пасифая