Рядом с кухней в прихожей – несколько пар женской обуви, зимней в том числе. На проволочной вешалке – спортивная потрёпанная куртка, шубка из чёрной каракульчи…
…Антон и Катя вышли на широкую квадратную площадь (бывшую «Perukka-Saari», бывшую площадь Михайловского двора, бывшую площадь Фердинанда Лассаля).
Ныне это Площадь Искусств, расположившаяся между Инженерной и Итальянской улицами. Брат и сестра, остановившись возле памятника Пушкину, смотрели на Русский музей.
– Париж, не Париж… – задумчиво сказал Антон. – Но что-то общее есть.
– Есть! – согласилась Катя. – Антон, где мама? Идём в полицию.
– Когда мы с мамой уезжали в Штаты, здесь была милиция, нормальная милиция… Когда она успела превратиться в полицию?.. И зачем?.. И так быстро…
– А жандармерия здесь есть? – зная французский порядок, спросила Катя.
– Сомневаюсь…Такой полиции, как у нас в Штатах, наверняка, тут нет… Поэтому – местная полиция в крайнем случае. Сначала – симпозиум. Там толковые, интеллигентные люди. Но туда ещё рано…
Катя была огорчена.
Тем временем сухарь и педант ударился в воспоминания:
– Вот здесь, в МАЛЕГОТе…
– Где?
– Так называли этот театр – МАЛЕГОТ – Малый государственный оперный театр. Сокращённо… По-старому – в Михайловском театре, – как рассказывала мне мама, – всю жизнь танцевала моя бабушка Софья Николаевна Кречевская… В девичестве – Соня Обухова… У нас в Вермонте есть несколько фото… И в русском Интернете я её нашёл…
– Ты всё знаешь про театр? Откуда?
– Я тут, на этой площади, всё знаю наизусть. Меня на ней выгуливал мой дед Генрих Янович Кречевский. Вот там за углом, на Инженерной – цирк. Вот здесь на углу – оперетта. Рядом Филармония – бывшее Дворянское собрание. Здесь и работал сам дед.
– Кем?
– Он был музыкант…
– Какой?
– Из «духовенства»…
– Ещё и священник? – изумилась Катя.
– Гобой, фагот… – засмеялся Антон. – Медь, то есть трубы. Все, кто дует… Это и есть «духовенство»… Давным-давно дед играл в Персимфансе…
– Опера? – снова удивилась Катя.
– При коммунизме большевики, – начал делиться своими знаниями старший брат. – Они всё хотели сокращать – МАЛЕГОТ, Совнарком, колхоз, совхоз, Наркомпрос… ВКПБ… Аббревиатуры – понимаешь?
– Абривиэйтер, понимаю…
– Персимфанс – это оркестр без дирижёра, «ПЕРвый СИМФонический АНСамбль»… Как теперь здешний ГЛОНАСС…
– Это же везде так, – сказала Катя. – ООН, НАТО, Евросоюз… Брекзит…
…По узкому мостику они не спеша пересекли Екатерининский канал (бывший канал Грибоедова, бывшую речку Кривушу) и свернули в тихий переулок…
– А почему ты не стал музыкантом?
– Был бездарен по этой части… – усмехнувшись, объяснил Антон. – Наверное, мог бы быть только барабанщиком.
На самом деле этот мальчик показывал удивительные результаты и в музыке, и в математике. Известно ведь, что музыка – это мир цифр и чётких формул. Но его американский отчим – математик Бьёрн Хаслунд направил стопы своего талантливого пасынка в Гарвард – в мир цифр и расчётов. Засох парень…
Антон продолжал вспоминать:
– Вот здесь, я хорошо помню, в переулке была их уютная квартира. Как он теперь называется?
Антон стал разглядывать номер на доме.
– Шведский, два… Меня часто отправляли сюда ночевать. И мама приходила сюда за алиментами… Или элементами…
– За какими «элементами»?
– Не знаю, – пожал плечами Антон. – Я запомнил это странное слово… Но никогда их не видел… И даже не представляю, как они выглядят.
Катя и Антон подошли к дому, вошли в подъезд. Там сидела охрана.
– Нас интересует квартира известной балерины Софьи Кречевской, – начал Антон.
– Геморрой? – переспросил охранник.
– Не понял…
– Вы пришли в «Центр израильской медицины „Сан-Клиник“», – вежливо объяснил чоповец…
Уже на улице Антон продолжил:
– Жила здесь и моя двоюродная сестра Алиса по той, польской линии. Но где она – я не знаю… Может быть в Польше… Глупо как-то…
Теперь они сидели на лавочке возле Пушкина.
– Пушкин очень похож на моего бывшего одноклассника в Дюнкерке.
– А не наоборот? – наставительно сказал старший брат.
– Как называются у мужчин волосы на висках?
– Бакенбарды. Это голландское слово… Хиппи любили «бачки».
– Элвис Пресли, – припомнила Катя. – И мой Мохамед…