Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Начиная с азиатского побега и до конца своих дней Пришвин был великим жизнетворцем и мистификатором. Сделав себя главным героем своих произведений, он не просто описывал свою жизнь, но выстраивал ее как роман. И жизнь ему блестяще подыгрывала: как поразило его то, что в 1914 году ему предстояло решать на заседании Религиозно-философского общества вопрос об исключении (!) из общества самого Розанова, каким внутренним торжеством было для него назначение на должность учителя географии (!) в Елецкую гимназию, откуда его когда-то выгнали, с каким смешанным чувством бродил он по запущенному кладбищу в Сергиевом Посаде, где был похоронен Розанов, а потом писал Горькому, что розановская могила словно шило в мешке.

Быть может, именно споря с Розановым, он написал в Дневнике последних лет о декадентах:

«Спасся я от них скорее всего не искусством, а поведением».

«Из тебя что-то выйдет», — сказал маленькому Курымушке учитель географии и гениальный писатель.

«Это, конечно, поэзия, но и еще что-то», — охарактеризовал одну из первых пришвинских книг Александр Блок.

Вот это «что-то», эта неопределенность мучила Пришвина если не всю жизнь, то добрую ее половину, дух победы и поражения в нем боролись, смущали и искушали его, и в пришвинской натуре настаивалась, вызревала упрямая и гордая воля, столь необходимая писателю для того, чтобы воплотить свой дар.

История взаимоотношений Пришвина с Розановым не закончилась со смертью Василия Васильевича. В двадцатые годы в Загорске Пришвин познакомился с его младшей дочерью Татьяной Васильевной и пережил своеобразный духовный роман. Было бы заманчиво увидеть параллель с самим Розановым, который когда-то женился на Аполлинарии Сусловой, потому что она была любовницей Достоевского, однако отношения Пришвина с Розановой были иного рода, и даже Ефросинья Павловна (жена Михаила Михайловича) относилась к ним совершенно спокойно.

«Очень некрасива, невзрачна, — писал Пришвин о Розановой, — но так оживленна, так игрива в мысли, что становится лучше красивой».

Пришвин ощущал родство с Татьяной Васильевной, потому что «у этой девушки и у меня силы ушли на преодоление боли, причиненной одним и тем же (впоследствии любимым) человеком, ее отцом и моим учителем».

Именно ей читал он в 1927 году уже опубликованного «Курымушку» — первое звено «Кащеевой цепи».

Однако и здесь есть неясность.

«27 марта. К обеду пришла Татьяна Васильевна, и я читал ей „Курымушку“. Под конец пришла Григорева и помешала. Татьяна Васильевна сказала, что Розанов и должен был меня исключить.

29 марта. Татьяна Васильевна Розанова горячей душой, с огромным интересом в течение 4-х часов чтения слушала повести мои о Курымушке».

Но два дня спустя произошло неожиданное:

«31 марта. Розанова вернула „Кащееву цепь“, и было очень неприлично это: все-таки, несомненно, это жест, иначе она сама занесла бы книгу, жест очень тонкий вышел. В общем, мира с покойным Василием Васильевичем не происходит».

А вот отрывок из воспоминаний Т. В. Розановой: