Присяга леди Аделаиды

Если бы не одна неприятная помеха, Лестер с радостью принял бы это предложение. Лучшего он не мог ожидать для Марии. Он сидел, погрузившись в мысли, и не отвечал. С одной стороны, ему невозможно было отдать ей ее приданое, с другой стороны, он считал также невозможным принять условие лорда Дэна. Лестер всегда был щекотлив к мнению своих ближних и света, и он спрашивал себя, что о нем будут говорить, если он согласится на это.

— Наверно, вы не имеете ничего против меня, мистер Лестер? Я могу совершенно обеспечить вашу дочь в брачном контракте; и я люблю ее, как никогда не считал себя способным любить кого-нибудь.

— Благодарю вас за ваше предложение, лорд Дэн, оно делает нам честь, но такие вещи требуют зрелых размышлений. Позвольте мне подумать неделю или дней десять.

— Так долго!

— Вы, наверное, предпочтете это немедленному отказу?

— Конечно. Но почему же отказу?

— Право, я не приготовился рассуждать об этом теперь, — сказал Лестер, вставая. — Вы должны мне дать время на размышление и ничего не говорить Марии. Пойдемте к леди Аделаиде.

Он взглянул на свои разбросанные бумаги, задул свечу и запер дверь. В эту минуту дверь передней отворилась и вбежала Мария со шляпкой в руке.

— О, папа, какая ночь! — воскликнула она, смеясь над беспорядком своей одежды. — Мою вуаль унесло и к счастью еще, что я спасла мою шляпку. Посмотрите на мои волосы. Это лорд Дэн? Не глядите на меня.

Лестер удивился и спросил, зачем она выходила из дома.

— Я не думала, что погода так дурна, папа. Я пошла к мисс Бордильон. Она не позволила мне остаться и послала меня домой с Мэри и с старым садовником. Хотелось бы мне знать, как они воротятся; ветер все усиливается с каждой минутой.

Смеясь над этим воспоминанием, сбросив салоп и шляпку на скамейку в передней, Мария пригладила себе волосы и пошла в гостиную под руку с лордом Дэном.

Глава XVI ЭКОНОМИЯ В САХАРЕ И В МАСЛЕ

Когда автор должен рассказать противоположные происшествия, относящиеся к одному периоду времени, он часто находится в недоумении, за которое приняться прежде. Мисс Лестер вышла после обеда в бурную ночь, оставив леди Аделаиду в замечательном свидании с лордом Дэном, и скоро была прогнана опять назад ветром; но как ни коротко было ее отсутствие, все-таки о нем можно кое-что рассказать.

Повернув из замка направо, мисс Лестер вышла на уединенную дорогу. С правой ее стороны были пастбища, принадлежавшие дому отца ее, с левой — темный лес. Она шла к мисс Бордильон, куда вели две дороги: та, по которой она шла, а другая вела через лес. Ветер сбивал Марию с ног, но она храбро выдерживала, хватаясь время от времени за ствол дерева, чтобы удержаться на ногах. Она скоро дошла до леса и повернула в него, так как между деревьями ветер не мог быть так силен. Еще не совсем стемнело, а то она выбрала бы открытую дорогу, но для людей, родившихся и выросших в деревне, страх почти неизвестен.

Она быстро шла по узкой тропинке, потому что темнота все-таки неприятно поражала ее. Ветер тут не мешал ей идти, но стонал и ревел над ее головой, потрясая деревья до самого центра и придавая всему какую-то призрачную пустоту. Мария начала думать об одной истории, которую она читала по-немецки, и где девушку мчало по пустому лесу…

Вдруг кто-то выскочил из-за дерева перед нею и она вскрикнула. Через минуту, однако, она захохотала. Это был ее брат. Высокий и очень стройный мужчина двадцати четырех лет, с таким же нежным, прелестным лицом, какое у него было в детстве, с темно-голубыми глазами, длинными ресницами и черными волосами. Но веселый, пылкий характер мальчика сменился равнодушием, доходившим до апатии, какую можно было бы видеть в человеке, пренебрегающем светом и который почти дошел до отчаяния.

— Как я глупа! — воскликнула Мария, говоря о том, что она вскрикнула. — Но тебе не следовало пугать меня, Уильфред.

— Я не имел намерения пугать тебя. Кто мог думать, что ты будешь в лесу в нынешнюю ночь? Это нехорошо, Мария.

— Ночь еще не наступила. Я иду к Маргарет и выбрала эту дорогу, потому что она более укрыта от ветра. Я не могла держаться на ногах на открытой дороге.

Он пошел возле нее. Марией как будто овладела какая-то робкая сдержанность, и она украдкой взглянула на ружье, которое ее брат держал в руке.

— Это твое ружье, Уильфред? — наконец спросила она.

— Это ружье мне дали, — отвечал он коротким тоном, и потом наступило молчание.

Множество сомнений и вопросов толпилось на губах Марии, но она не смела их высказать.

— Я удивляюсь, что тебя выпустили из дома в такую ночь, — вдруг сказал он. — Я не помню подобной ночи.

— Я не просила позволения, я пошла без спроса. Как здоровье Эдифи?

Этот вопрос был сделан нерешительным голосом. Уильфред подхватил его. Душа его дошла до той степени болезненной чувствительности, которую часто возбуждает война с светом.

— Как? А я полагал, что осведомляться об ее здоровье считается изменой. Тебе, верно, запретили даже произносить ее имя? Ну, Мария, признавайся; ты не можешь сказать более того, что я подозреваю.

Мария молчала.