Присяга леди Аделаиды

— Вам нечего бояться, — возразила она. — Я ненавижу его! Я его презираю! Может быть, он один из тех людей, которых мужчины уважают, которыми женщины восхищаются, но он предложил мне свою неуместную любовь, и за это я его ненавижу!

— Он высокородный Гэрри Дэн, и кошелек у него тяжеловесный, — заметил Герберт с горечью. — Такого соперника презирать нельзя.

— Если вы начнете говорить таким образом, я уйду, — возразила она с жеманным ребячеством. — Вы знаете, что он для меня ничего не значит, что я никогда за него не выйду, хотя я вынуждена позволять думать, что выйду. Но… но я не должна этого говорить, я обещала. Вы боитесь, что я выйду за него, Герберт, когда я… я… люблю только вас.

— Чего вы не должны говорить? — спросил Герберт Дэн.

— О, ничего! Только то, что он сказал, — отвечала она небрежно. — Это не касается ни вас, ни меня. Вы сердиты на меня, Герберт, вы думаете, что я не должна поощрять его, но как этому помочь? Если бы моя тетка знала, что я люблю вас или что вы любите меня, нас разослали на противоположные концы земли.

— Аделаида, этот обман не может продолжаться вечно, должно наступить объяснение.

— Я полагаю, что должно когда-нибудь.

— Когда же?

— Пожалуйста, не надоедайте тем, что будет впереди, Герберт! Когда наступит время, я, наверно, устрою это как-нибудь. Знаете, какая мысль вертится у меня в голове иногда? Я хочу сказать Гэрри всю правду, как мы любим друг друга, положиться на его великодушие и заставить его сохранить эту тайну.

— Не говорите вздор, Аделаида.

— Отчего вы так сердиты сегодня?

— Я не сердит, а огорчен. Теперь моя жизнь представляется мне как один продолжительный и неприятный сон. Бывают минуты, когда я думаю, что вы не любите меня.

Обвинение было неосновательно, и Аделаида Эрроль посмотрела на него с упреком, глаза ее наполнились слезами, которые были очень заметны при лунном сиянии. Герберт прошептал что-то с раскаянием, наклонился и поцеловал ее в губы. Ричард Рэвенсберд из своего убежища пожелал, чтобы вместо этого поцелуя к губам ее была приложена шпанская муха. Несколько минут Рэвенсберд не слыхал ничего больше; они стояли рядом на краю утеса и смотрели на море. Потом леди Аделаида поспешно повернулась и сказала, когда они опять подошли ближе к Рэвенсберду:

— Нет, не пишите. Я не уверена, можно ли поручать письмо Софи; она и этот безобразный слуга Гэрри, который так же мрачен, как его имя, большие друзья. Это постыдно, что вы не можете бывать в замке по-прежнему; но вы говорите правду, вас принимают холодно. Я, право, должна идти, Герберт, что, если тетушка проснется и узнает, что я была здесь! Вот поднимется шум!

— Что ж за беда? — горячо возразил Герберт Дэн. — Вы в такой же безопасности со мною, я надеюсь, как в комнатах с нею.

— Но вы именно тот, с кем она не хочет, чтоб я была, разве вы этого не видите? — сказала леди Аделаида, смеясь. — Она сочтет это изменой Гэрри. — Цецилия уехала в гости?

— Уехала сегодня. Как вы торопитесь уйти! — сказал Герберт обиженным тоном. — Вы не часто приходите сюда. А я вам сказал, что я не могу быть здесь завтра вечером.

— Не часто бывают такие чудные вечера. Вы сами не захотели бы, чтобы я выходила в темную или дождливую погоду. Не через капеллу, Герберт, — прибавила она, когда он направился, по-видимому, к входу, — я никогда не вхожу туда, не подумав о привидениях. А вы, кажется, особенно их любите.

Он засмеялся. Рэвенсберд смотрел, как они медленно прошли мимо капеллы, и ясно рассмотрел их черты сквозь оконные отверстия, покрытые плющом.

Герберт Дэн не пошел далеко. Он, может быть, боялся, что его увидят. Они остановились на минуту пожать друг другу руку; леди Аделаида быстро побежала по траве, а Герберт воротился и прислонился к стене, как прежде, смотря, как она войдет в замок. Потом он быстрыми шагами направился к Дэншельду, а Рэвенсберд, выйдя из укрывавших его развалин, охладил свое негодование быстрою прогулкой по утесам, прежде чем воротился домой.

Утро настало такое же прекрасное, как прекрасен был вечер, но не такое тихое, потому что поднимался легкий ветерок.

— Тем лучше для Монктоновой яхты, — заметил капитан Дэн, сидя за завтраком с матерью и с леди Аделаидой. Солнечные лучи косо падали на стол, так, что белая скатерть и серебро блистали. — Ветер тоже попутный; она быстро полетит.

— Когда она уходит? — спросила леди Дэн.

— Сегодня.

— Ты поздно оставался вчера на яхте, Гэрри?

— Да. Кажется, я ушел после двенадцати. Мы с Монктоном говорили о прошлых временах. Он думает с удовольствием о том времени, когда он примет вас в своем доме, Аделаида; у него очаровательный дом в Вашингтоне.

Леди Аделаида откинула назад голову, и когда она заговорила, в ее голосе был какой-то задорный тон.

— Может быть, он не будет иметь этого удовольствия. Вашингтон далеко отсюда, капитан Дэн.

— Капитан Дэн! — повторил он, недовольный тем, что она так назвала его.

— Ну Гэрри, когда так, — прибавила она весело, потому что леди Дэн с неудовольствием посмотрела на нее, — если вы стыдитесь вашего звания.