Прислуга

– Я поехал туда из-за тебя. После того как мы расстались, я понял, что должен выбросить ее из головы. И сделал это, Скитер. Я проехал две тысячи миль, и вот я здесь, чтобы сказать тебе об этом. Все кончено. Все прошло.

– Что ж, отлично, Стюарт. Рада за тебя.

Он придвигается ближе, наклоняется ко мне. И я чувствую густой тошнотворный запах бурбона. Но все же хочу свернуться клубочком в его объятиях. Я люблю этого мужчину и одновременно ненавижу.

– Ступай домой, – говорю я и сама слышу, как фальшиво это звучит. – В моей душе не осталось места для тебя.

– Я тебе не верю.

– Ты опоздал, Стюарт.

– Могу я прийти в субботу? Поговорить?

Пожимаю плечами, с трудом сдерживая слезы. Я не позволю ему еще раз бросить меня. Мне довольно уже случившегося – с ним, с моими друзьями. Было бы глупо допустить подобное вновь.

– Мне все равно.

Вскакиваю в пять утра и принимаюсь за работу. Осталось семнадцать дней, и я тружусь день и ночь, со скоростью и производительностью, которых прежде в себе не подозревала. Историю Ловинии я заканчиваю вдвое быстрее, чем предыдущие, и с первыми лучами солнца, терзаемая жуткой головной болью, выключаю свет. Если к началу следующей недели Эйбилин передаст мне рассказ про Константайн, возможно, я сумею справиться с задачей.

А потом до меня доходит – нет никаких семнадцати дней. Какая же я тупица. У меня максимум десять дней, потому что почта сама собой в Нью-Йорке не окажется.

Будь у меня время, я бы наверняка разрыдалась.

Спустя несколько часов просыпаюсь и снова сажусь работать. Около пяти слышу, как подъехала машина. Это Стюарт. С трудом отрываюсь от пишущей машинки, выхожу на крыльцо и здороваюсь, не переступая порога:

– Привет.

– Привет, Скитер, – кивает он как-то робко. – Добрый день, мистер Фелан.

– Привет, сынок. – Папа поднимается из кресла. – Ну ладно, ребята, поболтайте тут без меня.

– Не уходи, пап. Прости, но я сегодня занята, Стюарт. Но ты можешь пообщаться с папой.

Возвращаюсь в дом. Мама за кухонным столом пьет теплое молоко.

– Это я не Стюарта там видела?

Молча прохожу в столовую. Украдкой наблюдаю в окно, как отъезжает машина Стюарта. И долго смотрю вслед.

Вечером, как обычно, еду к Эйбилин. Объясняю, что осталось всего десять дней, и по лицу видно, что она тоже готова расплакаться. Даю ей прочесть главу про Ловинию – ту самую, что переписала с молниеносной скоростью. За кухонным столом сидит Минни – пьет кока-колу и рассеянно смотрит в окно. Я, впрочем, предпочла бы, чтобы она ушла и мы могли спокойно приступить к работе.

Эйбилин откладывает текст, кивает:

– Думаю, хорошая глава получилась. Читается так же, как и те, что вы писали медленно.

С удовлетворенным вздохом откидываюсь на спинку стула. Но остается еще одно немаловажное дело.

– Нам нужно придумать название. У меня есть несколько вариантов. Например, «Цветная прислуга и семьи Юга, в которых они работают».

– Как-как? – наконец замечает меня Минни.

– Это отличный способ сразу обрисовать тему, вы не находите?

– Если у вас кукурузный початок вместо головы.

– Но это же не художественная литература, Минни. Это социология. И название должно звучать конкретно.

– Но это же не значит, что оно должно звучать скучно, – парирует Минни.

– Эйбилин, а как вы считаете? – Я все же надеюсь, что сегодня нам удастся договориться.

Эйбилин пожимает плечами и, по своему обыкновению, пытается изобразить примирительную улыбку. Всякий раз, как мы с Минни оказываемся в одном помещении, Эйбилин вынуждена работать буфером.

– Хорошее название. Только, конечно, вы устанете печатать его на каждой странице, – замечает она. (Я уже объяснила ей, как должна выглядеть работа.)

– Ну, можно немного сократить… – С готовностью достаю карандаш.

Эйбилин, задумчиво почесав нос, предлагает:

– А может, назвать книжку просто… «Прислуга»?

– «Прислуга». – Минни произносит слово так, словно впервые его слышит.

– «Прислуга», – повторяю я.

Эйбилин вновь пожимает плечами, на этот раз смущенно, и опускает глаза.

– Я не против вашей идеи, просто… я люблю, когда попроще, понимаете?

– Меня лично «Прислуга» устраивает. – Минни решительно скрещивает руки на груди.

– Мне нравится… «Прислуга», – говорю я, и это чистая правда. Но все же добавляю: – Думаю, подробное разъяснение мы можем поместить внизу, так сказать, для прояснения категории книги. Но в целом прекрасное название.

– Прекрасное – это точно, – бросает Минни. – Потому как если эту штуку напечатают, Господь свидетель, больше ничего прекрасного нам не достанется.

Суббота, осталось восемь дней, я спускаюсь по лестнице – голова кружится, глаза слезятся от постоянного напряжения. Я почти радуюсь, услышав звук подъезжающей машины Стюарта. Может, если посидеть с ним чуть-чуть, в голове прояснится, а потом можно будет поработать всю ночь.

Стюарт выбирается из заляпанного грязью джипа. Он в воскресном галстуке, и мне трудно не замечать, до чего он все же красив. Потягиваюсь всем телом. На улице теплынь, а ведь до Рождества всего две с половиной недели. Мама, завернувшись в плед, устроилась в кресле-качалке на террасе.