– Вообще-то сначала я поеду в Чикаго. На один день. Хочу увидеть Константайн, ее могилу.
– Правильно, – киваю я.
– Мама показала мне некролог. Кладбище недалеко от города. А на следующее утро отправлюсь в Нью-Йорк.
– Передайте Константайн привет от Эйбилин.
Она смеется:
– Я так нервничаю. Никогда ведь не бывала ни в Чикаго, ни в Нью-Йорке. И даже на самолете ни разу не летала.
С минуту мы молчим, прислушиваемся к шуму за окном. Я вспоминаю, как мисс Скитер впервые пришла ко мне домой, как мы стеснялись друг друга. А теперь мы прямо как родственники.
– Вы боитесь, Эйбилин? – спрашивает она. – Того, что может случиться?
Отворачиваюсь, чтобы она не видела моих глаз.
– Да нет, все нормально.
– Иногда я думаю – а стоило ли оно того? Если с вами что-нибудь случится… не представляю, как я смогу с этим жить, сознавая, что все из-за меня. – Она крепко прижимает ладони к глазам, словно не хочет видеть, что впереди.
Тогда я иду в спальню и приношу пакет от преподобного Джонсона. Она разворачивает бумагу и недоуменно рассматривает книгу – много-много имен, много-много подписей.
– Я собиралась послать ее вам в Нью-Йорк, но, думаю, так будет даже лучше.
– Я не… понимаю, – лепечет она. – Это мне?
– Да, мэм. – И передаю ей слова его преподобия. Про то, что она теперь для нас как член семьи. – Вы должны помнить: каждая подпись здесь означает, что дело того стоило.
Она читает благодарности, коротенькие пожелания, добрые слова; медленно проводит пальцем по строчкам. Глаза ее полны слез.
– Думаю, Константайн гордилась бы вами.
Мисс Скитер улыбается, и тут я замечаю, до чего же она
– Вы уверены, что все будет в порядке? Если я уеду, а…
– Отправляйтесь в Нью-Йорк, мисс Скитер. Ищите свою судьбу.
Она улыбается, смахивает слезинку и на прощание произносит:
– Спасибо.
Ночью долго не могу уснуть, все размышляю, а слезы катятся и катятся у меня из глаз, стекают по вискам прямо в уши. Я очень счастлива за мисс Скитер. Она начинает совершенно новую жизнь. Представляю, как она идет по шумным улицам огромного города, который я только по телевизору видела, и длинные волосы развеваются у нее за спиной. Как бы и мне хотелось начать все заново. Писать статьи об уборке – это ведь новое дело. Но я уже немолода. Жизнь моя почти окончена.
Чем больше стараюсь уснуть, тем хуже получается. Я будто слышу гул голосов – люди по всему городу обсуждают нашу книгу. Как тут уснешь при таком шуме? Думаю про Флору Лу – если бы мисс Хилли не уверяла направо и налево, что книжка не про Джексон, мисс Эстер, глядишь, и уволила бы ее. Ох, Минни, Минни. Как же благородно ты поступила. Позаботилась обо всех, кроме себя. Надеюсь, я сумею тебя защитить.
Не знаю, долго ли удастся сдерживать мисс Хилли. Каждый день еще кто-нибудь объявляет, что догадывается, кто съел знаменитый торт, и мисс Хилли ведет свой бой еще яростнее. Впервые в жизни мне интересно, кто же победит. Прежде я бы наверняка поставила на мисс Хилли, но сейчас – трудно сказать. В этот раз она вполне может проиграть.
Заснуть удается лишь перед рассветом. Забавно, но, поднявшись в шесть, я чувствую себя бодрой. Надеваю свежую униформу, только вчера выстиранную. Выпиваю большой стакан холодной воды. Выключаю свет в кухне, иду к двери, и тут звонит телефон. Рановато, однако.
Снимаю трубку, а там –
– Минни? Это ты? Что…
– Лероя вчера уволили! А когда он спросил, за что, начальник объяснил, что мистер Уильям Холбрук велел. Холбрук заявил, что все из-за чернозадой
Господи,
– Эта ведьма! – кричит Минни. – Он хочет убить меня из-за нее!
– Ты где сейчас, Минни, где дети?
– На бензоколонке, убежала как была, босиком! Дети спрятались у соседей… – Она всхлипывает, стонет, икает. – За нами приедет Октавия. Сказала, будет мчаться как ветер.
Октавия живет в Кантоне, двадцать минут к северу от дома мисс Селии.
– Минни, я сейчас к тебе приду…
– Нет, не вешай трубку, пожалуйста. Поговори со мной, пока она не приедет.
– Ты в порядке? Он тебя не покалечил?
– Я больше не могу, Эйбилин. Не могу… – И все плачет, плачет.
Я впервые слышу от Минни такое. И знаю, что должна сделать. Нужные слова уже сложились у меня в голове.