Руки Эйбилин замирают. Я вижу, как прокатывается комок в горле, когда она сглатывает.
– Пожалуйста, не рассказывайте никому, – произносит она, гораздо мягче. – Он ведь хотел написать о своем белом боссе.
Эйбилин закусывает губу, и меня пронзает мысль – она до сих пор боится за сына. Его уже нет на свете, но материнские страхи все еще живы.
– Это замечательно, что вы рассказали мне, Эйбилин. Думаю, это… смелая идея.
Эйбилин пристально смотрит мне в глаза. Потом берет очередной помидор, нож. Я жду, что сейчас польется красный сок. Но Эйбилин останавливается, бросает взгляд на дверь.
– Несправедливо, пожалуй, что вы не знаете, что случилось с Константайн. Только я… простите, неправильно, что я говорю вам об этом.
Я молчу, боюсь спугнуть момент.
– Но я могу вам сказать, это касается ее дочери. Она тогда приехала повидаться со своей мамой.
– Дочери? Константайн никогда не говорила, что у нее есть дочь. – Я знала Константайн двадцать три года. Почему она скрывала это от меня?
– Ей тяжело было. Ребеночек родился совсем… светлым.
Я припоминаю, о чем рассказывала Константайн много лет назад.
– Вы хотите сказать, со светлой кожей? То есть… она белая?
Эйбилин кивает и вновь принимается за помидор.
– Пришлось отослать ее из дома, куда-то на север, думаю.
– Отец Константайн был белым, – говорю я. – О… Эйбилин… вы же не думаете… – Жуткая мысль проносится в голове. Я слишком потрясена, чтобы закончить фразу.
– Нет, нет, мэм, – мотает головой Эйбилин. – Совсем не то. Парень Константайн, Коннор, он был цветным. Но раз уж в самой Константайн текла кровь ее отца, ребеночек родился белый. Так… случается.
Мне стыдно за собственные дурные мысли. Но я все равно не понимаю.
– Почему же Константайн мне не рассказала? – не могу успокоиться я. – Почему отослала ее прочь?
Эйбилин задумчиво кивает, словно она-то все понимает. Но я – нет.
– Это было для нее самое тяжкое, сколько я ее знала. Константайн тысячу раз говорила, что дождаться не может, когда дочка вернется.
– Вы считаете, дочь имеет отношение к тому, что Константайн выгнали? Что произошло?
И тут Эйбилин замыкается. Занавес опустился. Она кивает в сторону писем Мисс Мирны, давая понять, что готова отвечать на хозяйственные вопросы. По крайней мере, сейчас.
Днем заезжаю к Хилли, на футбольное сборище. Вдоль улицы выстроились пикапы и длинные «бьюики». Заставляю себя войти в дом, прекрасно понимая, что буду единственной одиночкой на этом мероприятии. Гостиная полна парочек, устроившихся на диванах, на стульях, на ручках кресел. Жены сидят прямо, скрестив ножки, мужья – чуть склонившись вперед. Взгляды прикованы к экрану телевизора. Останавливаюсь в дальнем конце комнаты, обмениваюсь с кем-то улыбками. В комнате тихо, слышен только голос комментатора.
–
Раздается рев, руки взмывают в воздух, дамы подскакивают и принимаются хлопать в ладоши. Я грызу ногти.
– Давай, «Ребелс»! Покажи «Тиграм»!
– Вперед, «Ребелс»! – вопит Мэри Фрэнсис Трули, радостно подпрыгивая. Стильный у нее костюмчик.
Я разглядываю воспаленную розовую кутикулу на своих ногтях. В гостиной повсюду – красная шерсть, бриллиантовые кольца, витает аромат бурбона. Интересно, женщинам действительно так интересен футбол или они просто прикидываются, чтобы произвести впечатление на мужей? За четыре месяца, что я в Лиге, меня ни разу не спросили: «Как там “Ребелс”?»
Перебрасываясь приветствиями с некоторыми парочками, пробираюсь в кухню. Служанка Хилли, высокая и стройная Юл Мэй, вставляет тоненькие сосиски в булочки. Еще одна чернокожая девушка, помоложе, моет посуду в раковине. Хилли болтает с Диной Доран, машет мне рукой.
– …Я в жизни не пробовала птифур вкуснее! Дина, ты самый талантливый кулинар в Лиге! – И Хилли заталкивает в рот остаток пирожного, тряся головой и постанывая от удовольствия.
– Ой, что ты, спасибо, Хилли, они, конечно, требуют времени, но, думаю, стоят того, – Дина сияет. Кажется, она сейчас разрыдается от потока восторгов Хилли.
– Так ты сделаешь? О, как я рада. Нашему Комитету по кондитерским изделиям просто
– А сколько штук нужно приготовить?
– Пятьсот, к завтрашнему дню.
Улыбка застывает на лице Дины.
– Ладно. Думаю, я смогу… поработаю ночью.
– Скитер, ты все-таки пришла! – приветствует меня Хилли, и Дина на трясущихся ногах выходит из кухни.
– Я ненадолго, – тут же вставляю я – возможно, чересчур поспешно.
– Так, я все узнала, – подмигивает Хилли. – На этот раз он точно приедет. Через три недели.
Я вздыхаю, наблюдая, как длинные пальцы Юл Мэй ловко снимают булочку с ножа, – я прекрасно понимаю, о чем идет речь.
– Ну, не знаю, Хилли. Ты уже столько раз пыталась. Возможно, это знак. – В прошлом месяце, когда он отменил свидание за день до встречи, я позволила себе некоторое волнение. Не хотелось бы проходить через это вновь.
– Что? Даже думать не смей.
– Хилли… – Пора уже решительно заявить об этом. – Ты же знаешь, я не в его вкусе.
– Ну-ка, посмотри на меня, – приказывает она, и я подчиняюсь. Мы все покоряемся Хилли.
– Хилли, ты не можешь заставить меня…