Приснись

— Которого ты убил в детдоме. — Макс резко и сильно пинает его в бок. — Вспомнил?

И я понимаю: он не ошибся, нашел того самого человека, потому что хозяин жилища умолкает. Больше не пытается нудеть, мол, никого я не убивал… Он понимает, что Макс знает. И лучше не злить его, ведь сила явно на стороне незваного гостя.

Но что-то ответить ему все же придется, Макс ждет. И парень бормочет, прижимаясь к низкому холодильнику, стоящему в коридоре:

— Да я сам шкетом был… Чего я соображал?

— Ты убил его, Горланов, — голос Макса звучит так спокойно, что мне становится нехорошо.

И впервые за все это время хочется скорее проснуться, прямо сейчас! Но это не получается по желанию.

— Ну как — я?! — восклицает Горланов с отчаянием. — Все били. Я разок ткнул там…

— Все? Сколько вас было?

Он честно силится припомнить:

— Трое. Вроде как…

— Он просил вас не трогать его?

— Ну…

— Плакал?

Узкая небритая физиономия Горланова кривится, совсем как у нашего директора, когда он сообщает, что нашей школе искусств сократили финансирование, но все понимают: врет, гад…

— Слушай, мне это… Очень жаль.

Макс чуть склоняет к плечу голову:

— Правда?

— Ну…

— Это хорошо, что жаль. Собственно, только это мне и было нужно — чтобы ты раскаялся. Помолился за душу мальчика.

— Так я это… Конечно. Завтра же в церковь. У нас тут… Свечку поставлю.

— Спасибо, — с чувством произносит Макс. — Я понимаю, ты сам был ребенком, детдомовцем, обозленным на жизнь. И ты, конечно же, не хотел смерти Андрея, просто стечение обстоятельств.

Он лицемерит. Но понимаю это лишь я, а Горланов проглатывает порции лжи и радостно трясет головой. Неужели он и впрямь верит, что Макс притащился к нему ради слов извинения? Убийцы тоже бывают доверчивыми и наивными? Или Горланов в свою очередь ведет игру, рассчитывая обвести Макса вокруг пальца? Кто кого? Или «волки от испуга скушали друг друга»?

— Это сон, — напоминаю я себе. — Это всего лишь страшный сон.

В этот момент Макс отступает, перекрыв выход:

— Вставай. Напиши-ка мне фамилии и имена тех двоих, что были с тобой тогда. Хочу повидаться и с ними. Надеюсь, они раскаялись.

— Не-не-не, — Горланов испуганно трясет головой, и его жидкие волосы тонкими прядями расползаются по черепу, как змеи. — Ты покажешь им записку, они мой почерк узнают… Потом почки мне отобьют на хрен! Пиши сам.

— Ладно, диктуй.

Макс ловко вбивает в телефон имена и адреса — оба московские. По губам его скользит усмешка: видно, он даже не рассчитывал, что все получится так легко!

— Значит, вы до сих пор кореша? — спрашивает он, пряча телефон.

— С чего это?

— Раз они твой почерк могут узнать.

Понимая, что попался, Горланов виновато шмыгает носом:

— Да так, бухаем вместе, когда в столичку наезжаю. Может, я чего писал при них… Не помню. Но береженого ж бог бережет, так?

— Точно, — соглашается Макс и осматривается. — Чего не женишься? Хата есть…

Кажется, Горланов слегка обмякает, решив, что допрос перерос в житейский разговор:

— Да я это… Жил с одной бабешкой. Только мы это… Характерами не сошлись.

— Пить не давала?

Он кивает — мол, ты меня понимаешь!

— Гундела много. Работу найди получше. Ребенка давай заведем. Зарегистрируемся… Оно мне надо? Дал в зубы, чтоб заткнулась, а она обиделась.

Меня словно окатывает жаром: участь его решена. Вижу, как стекленеют глаза Макса. Но Горланов знает его не так хорошо, как я, он еще не понимает, что сейчас произойдет…

— Это у тебя там брага, что ли? — спрашивает Макс с невинным интересом.

Горланов оглядывается, смотрит в угол, где стоит большая бутыль, прикрытая блеклым покрывалом.

— Ну. Хочешь?

— Разве что глоточек, я за рулем. Но помянуть Андрея надо, как считаешь?

В робкой улыбке надежда на спасение. Он начинает суетиться, бросается на кухню, притаскивает два битых бокала, склоняется над флягой. И в этот момент Макс точным и быстрым движением выщелкивает лезвие ножа, который оказывается у него в руке.

На миг я слепну от ужаса, а голос Макса доносится точно из-за стены:

— Ты правда думал, что можно убить ребенка и просто поныть, как тебе жаль? Нет, приятель, за все в жизни приходится платить.

— Нет, — кричу я. — Ты не простишь себе этого!

И просыпаюсь.

* * *

Найти этого ублюдка оказалось довольно трудно. Я прошарил все соцсети в поисках Масленниковой Маргариты Боевны и Прохоренко Валерия Аркадьевича, но не нашел никого из них. У меня возникли недобрые подозрения, что они тоже переселились в мир иной, а там мне их точно не достать.

Пришлось опять идти на поклон к Тамаре. Наглость, да? Потенциальный убийца просит помощи у следователя… Но я рассчитывал на то, что Следственный комитет не станет мараться о труп такого говна.

Ну да, ну да, не по-христиански рассуждаю, гореть мне в аду… Существует ли он? И как же его всепрощение, до которого каждый из нас тоже должен возвыситься? Только вот не получается…

Идею бога я не отвергаю, хотя мой слабый разум не может объяснить его возникновение. Кто создал самого бога? Что было до него? Стараюсь не особо задумываться — страшно. В такие минуты я кажусь себе тем дурацким слоном Хортоном, которому приоткрывается глобальное знание.