Приснись

— Ты, блин, снайпер!

Вскрикнув, Женя бросилась к кошке, забыв про Гошу и его предложение, уже казавшееся неуместным. Но один из мальчишек оказался шустрее, что неудивительно… Он подскочил первым и схватил кошку на хвост.

— Ты что творишь?! Отпусти ее!

— Пошла отсюда, жирная сука, — сплюнул этот гаденыш.

Явный атаман в любой компании.

А второй подобострастно хихикнул:

— Да хрен с ней, пускай смотрит!

«Женя, уходи! — мысленно проорал я, но она не улавливала мои мысли. — Гоша, твою мать! Не стой же столбом».

И опешивший Гоша наконец рванулся за ней следом. Только он не успел…

Размахнувшись, мальчишка с силой шибанул кошку головой о тополь, в котором бедняга искала спасения, и торжествующе швырнул мертвое тельце Жене под ноги.

— Жри! Ты же все на свете готова сожрать? Жирю-уга!

Они дружно расхохотались и с нарочитой неторопливостью отправились прочь по переулку, даже не пытаясь скрыться. Было бы от кого! Эти маленькие ублюдки чувствовали себя победителями, весь мир был у их ног. Они готовы были шествовать гордой поступью и по людским трупам, а почему нет? Кошка или маленький сирота — какая, в сущности, разница? Наверняка им уже было известно, что таких, как они, тьмы, и тьмы, и тьмы… Если понадобится, подмога придет.

Упав на колени, Женя попыталась найти у кошки признаки жизни, отдернула руку, скрючилась над ней…

Гоша неуклюже попытался поднять ее:

— Пойдем отсюда. Ей уже не помочь.

С раздражением оттолкнув его руку, Женя вдруг схватила палку, которую метнул убийца, и побежала следом за подростками. Если б не мертвое животное, это выглядело бы комично, но мне не хотелось смеяться.

Пацаны так громко болтали, захлебываясь злобным хохотом, что даже не услышали ее тяжелых шагов.

У меня замерло сердце: «Ударит? Струсит?»

Настигнув их, Женя, не дав себе опомниться, с размаху ударила убийцу по темени. Палка издала глухой звук, довольно слабый, но удар оказался вполне себе, пацан так и сел на асфальт. Я мысленно пожелал ему компрессионного перелома позвоночника, который именно так и случается — от резкого сжатия. Но внешне его хрен определишь, поэтому оставалось лишь надеяться.

— Су-ука! — взвыл он.

Со словарным запасом у него плоховато…

Ответом Женя его не удостоила — ее первобытное оружие уже с силой вмочилось в ухо второго гаденыша. Того откинуло в сторону, он не удержал равновесия и растянулся возле такого же тополя, что погубил кошку. Хотя злую иронию случившегося оценил только я…

Охваченная яростью, Женя продолжала размахивать палкой, и главному извергу снова прилетело по башке. Он мешком завалился на бок и затих, а второй, скуля, пополз к канаве, в которой надеялся утопиться. Только Женя не дала ему шанса на легкую смерть и так же, как они кошке, ломанула по хребту со всей дури! Он взвыл и растекся соплями, а она пнула его в живот.

— Весело тебе? Что ж ты больше не ржешь, урод?!

Ошалевший Гоша попытался перехватить ее вооруженную руку, но Женя оттолкнула его. Хоть палкой не врезала, и то хорошо…

— У меня ухо оглохло! — взвыл мальчишка.

— Вот и хорошо. Будешь помнить, что жестокость возвращается бумерангом.

Неужели и она наконец поняла это и распрощалась со своим гнилым пацифизмом? Может, поэтому Женя и приснилась мне сегодня, что этот момент ее жизни я не должен был пропустить? Вряд ли она теперь станет Зорро в юбке (да и какая лошадь ее выдержит?!), но теперь мои мотивы ей будут понятней.

Заговорив, Женя начала успокаиваться, точно человеческий образ вернулся к ней со словами. Но палку не бросила, и я одобрил это: пацаны могут быстро прийти в себя и попробуют догнать ее. Лучше иметь хоть какое-то средство защиты, Гоша на эту роль явно не годился.

И он тоже это понял.

— Чувак, готов провалиться сквозь землю? — поинтересовался я, но он, ясное дело, меня не услышал.

Их заглушили Женины:

— Похорони ее, пожалуйста. Я… Я должна домой…

— Конечно, — согласился он боязливо.

А я заржал: вот так и рождаются подкаблучники!

* * *

Половину ночи я расхаживаю из угла в угол, пытаясь обрести покой, которого, как догадываюсь, мне уже не знать. Свет не включаю, мне не хочется видеть свое отражение в стеклянных дверцах книжных шкафов. Больших зеркал у нас в доме нет, за исключением того, что спряталось на внутренней стороне дверцы старого шифоньера. Зачем они? Я не из тех, кто любуется собой, а папу вообще не волнует, как он выглядит. Наверное, потому что он прекрасен…

А я ужасна. И теперь не только внешне.

Господи, мне почти тридцать лет, а я и не подозревала, что во мне таится дикое чудище, способное схватить палку и лупить по головам детей… Да что со мной?!

И я еще смела обвинять Макса в жестокости, хотя в его случае речь шла не о кошке, а о ребенке. Если я чуть не размозжила череп убийце животного, и даже не моего, то чего же заслуживают те, кто лишил жизни маленького брата Макса?