Приспособленцы

Мы тусим в его неплохом частном доме, какие и положены писателям, на окраине города. Айвенго в кои-то веки сидит на диване в одежде. Эйприл делает вид что воспитана и в кои-то веки пьёт вино. А я всё тот же старый добрый ГГ. Нам комфортно дурить Арчибальда. Можно выкинуть любую выдумку, типа «а помнишь, как ты на спор отсосал у бомжа?», и рыбка лишь покраснеет и улыбнётся, забив свою голову вопросом «я что, ещё и петушок?». Сейчас Арчи тридцать пять, двадцать пять из которых он Арчи every day. Биологически скоро наступит кризис среднего возраста и тогда его мозгу настанут настоящие кранты. Кризис среднего возраста приходит ко всем мужчинам примерно в сорок лет и олицетворяется в виде вопроса «а чего я достиг в жизни?». Смог самостоятельно залить хлопья молоком с утра. Это всё, что вспомнит Арчи. К эту времени его скорей всего перестанут читать. Либо он выйдет из моды, либо вообще, жанр, в котором он пишет, выйдет из моды. На другой жанр он не способен в силу своей болезни и останется один на один со своей рыбкинской пенсией.

Мы тусим в его неплохом частном доме, выпиваем и Эйприл заявляет:

‒ Мальчики, а не пора ли вам домой?

Арчи одобрительно улыбается, и мы уходим. Эйприл наверняка надумала хорошенько потрахаться. Арчи every day имеет симпатичную мордашку, упругую попку, атлетическое телосложение и хуёвую память. Так что Эйприл О Нил может позволить себе всё что угодно и об этом никто и никогда не узнает. Мало ли какие у неё фантазии. После яркого секса в порыве нежных чувств Арчи перед сном собственноручно напишет в своём дневнике о том,0 как любит Эйприл. Как раз это и есть второй шаг из трёх пунктов. Утром Арчи даже не назовёт её Храпунцыль, а будет читать свой дневник, смотреть на прекрасное тело Эйприл, лежащее рядом, и быть счастливым и влюблённым. Быть готовым на всё, ради любви.

Пока я думал об этом, разыгралась моя фантазия. А тут ещё удачный мейкап сопливый и кричащее «сними меня» платье. И теперь все три литра крови, которые есть в мом организме, собрались в известном месте и митингуют.

‒ Я в «Преисподнюю» ‒ говорю я Толстому ‒ ты со мной?

‒ Нет. Меня ещё с прошлой недели недоёбанное тело с красивыми сиськами ждёт. Вот смотри ‒ и показывает мне фото сисек с телефона ‒ пойду выполню свой гражданский дог.

И мы разошлись.

Я иду в «Преисподнюю» чтобы получить удовольствие от секса. Интересно, это только моя больная голова не способна получать удовольствия от жизни от самой жизни? Это только мне для удовольствия надо трахаться, есть, пить и рожать адреналин?

Я захожу в самый дорогой ночной клуб нашего города и с порога опрокидываю тройку маленьких хрустальных табуреток. Они молниеносно разожгли во мне пламя и высвободили крылья. Мои крылья метра два в размахе, я чувствую их, чувствую каждое перо. Я сижу за барной стойкой и смотрю снизу-вверх на прекрасное. Будто я наказанный ангел и жду срока конца своих мучений.

Молочный шоколад, слоновая кость в веснушках, смущённый персик, глянцевая оливка, бронза, все эти цвета вибрирующих бёдер выпускают стадо диких коней по залу и тысячи влажных мыслей совокупляются с повисшим в воздухе флюидом. На барной стойке танцуют такие же, как и я, падшие ангелы. И люминесценция огней обливает тела их молодёжными оттенками безответственного секса, да вечной пацанской любовью, которая случается в шестнадцать и длится до первых жизненных разочарований. Блеск в глазах, это не сила вечного пламени, не высокие чувства и не порыв идеи. Это всего лишь отражение мерцающих прожекторов в чистых пока ещё глазных яблоках.

Эти падшие ангелы слезут под утро с пьедестала и отправятся по залу разводить уцелевших на выпивку. Они получат и алкоголь, и процент от продажи, и половину из того, что засунули им в подвязки. Они трахнут это заведение напоследок и уйдут во своя си не давши. Я уже давно это знаю, но всё ровно восхищаюсь и надеюсь.

Зацелованные мыслями грациозно колыхались наливные девы и будоражили, пьянили и возбуждали. Возбуждали так, что кровь с голов отливала и закипала в хуй. И потерявшие память пускали слюни по запретному плоду, засовывая ценные бумажки в девичьи набедренники, лишь бы прикоснуться. Я, как и все, такой же пропащий, сую в набедренную подвязку доллары, потому что рубли ‒ стыдно. Рубли стоят меньше, чем прикосновение. Дырка на красивом теле. Всех этих ошалевших мужчин при статусе и без интересовала лишь дырка на красивом теле.