Пристально вглядываясь. Кривое зеркало русской реальности. Статьи 2014-2017 годов

Российское мещанство, городские низы, хотя и жили в большом обществе, где деньги были вечно актуальной проблемой, – жили вне культуры, ориентированной на экономическое измерение жизни. У них не было ни предпосылок, ни желания погружаться в экономическое измерение бытия. Герой рассказа Гоголя «Шинель» – бедный и нищий человек, жил в горизонте сиюминутных нужд и не видел для себя выхода. Те же немногие, кому удавалось пойти по пути предпринимательства, покидали мещанскую среду.

Обобщающее суждение профессора Пайпса: в России собственность понимается как безусловное зло – страшная истина, о которой мы стараемся не задумываться. Обратимся к пьесе Чехова «Вишневый сад». Для героев пьесы, к которым автор относится с сочувствием и безусловной симпатией, старый сад – мир, в котором прошла вся их жизнь. Прекрасный и единственно освоенный.

И вот на этих людей надвигается драма. Дело в том, что за жизнь на земле надо платить. Расплачиваться наличными в самом прямом, исходном смысле слова. Поэтому имение приходится продавать за долги. Идея о том, что территорию, на которой разбит сад, можно использовать коммерчески, лежит вне сознания и пространства мышления героев пьесы. Малосимпатичный зрителю, чуждый миру насельников вишневого сада купец Лопахин предлагает разбить сад на участки и предлагать в аренду под дачи. Экономически это абсолютно разумное решение. Но в логике пьесы оно вызывает протест: еще бы, ведь придется вырубить сад!

Перед нами разыгрывается драма наступления бездушного буржуазного мира на очаровательный островок дворянского бытия. Прекрасные, но абсолютно непрактичные хозяева вишневого сада сталкиваются с жизнью, в которой побеждают менее прекраснодушные, но более практичные люди, – это и составляет содержание пьесы. Герои Чехова по своим онтологическим основаниям пребывают вне экономического сознания. Они антибуржуазны по определению.

О чем же пьеса Чехова? О том, что рыночная экономика в рамках авторегулятивных процессов передает крупный земельный участок от неэффективного собственника эффективному. Этот ход мысли внеположен русской культуре и представляется чудовищным. Происходит это потому, что само российское социокультурное целое выступает неэффективным собственником и отстаивает свое право быть неэффективным собственником вечно, ибо это соответствует неким сакральным основаниям российского бытия. Русский бог против эффективной частной собственности. Он признает держание (detentio), сословный порядок и неизменные основания бытия.

Суммируем: в дореволюционной России экономическое сознание присутствовало в среде кулачества, купечества и предпринимателей, а также в том слое профессионалов, которые выполняли менеджерские и управленческие функции в промышленности и сельском хозяйстве43. Если быть скрупулезным, можно отдельно упомянуть еврейскую среду, в которой экономическое сознание закрепилось исторически и задавало профессиональный выбор и жизненные сценарии, а также российских греков и российских немцев. Сверх всего этого существовал очень узкий сегмент бюрократии, профессионально компетентный в вопросах экономики. Названные социальные группы в совокупности едва ли насчитывали пять процентов населения.

В свете сказанного выше становится понятным историческая неизбежность советского этапа отечественной истории. Общество, категорически не готовое вступить в мир частной собственности и товарно-денежных отношений, было обречено на хилиастическую утопию.

Коммунистический проект интенционально был устремлен во внеэкономическое пространство. В обществе будущего останутся и производство, и потребление, но никаких денег и счетов не будет. С самого начала была реализована политика «военного коммунизма» (1918–1921 годы), включавшая в себя централизованное управление экономикой, запрет частной торговли, свертывание товарно-денежных отношений и милитаризацию труда. Эта политика привела к распаду экономики и завершилась Кронштадтским восстанием матросов и жителей города против большевиков и политики «военного коммунизма». В результате большевики быстро перешли к НЭПу – новой экономической политике. НЭП разрешал частное предпринимательство и возрождал рыночные отношения. Иными словами, с этого времени советское общество вынужденно использовало отдельные механизмы нормальной экономики. Но это было лишь частичное использование отдельных элементов.

При том что «правильный» советский человек знал: в «светлом будущем» ни денег, ни частной собственности, ни буржуйских счетов между своими не будет. Все это окончательно отомрет. Товарно-денежные отношения и частная собственность отторгались по фундаментальным основаниям. В Советском Союзе вся реальность в ее экономическом измерении была вопиющим нарушением законов экономики и логики экономического поведения. Поэтому искренне ощущать себя советским человеком и одновременно мыслить экономически было невозможно.