Пристань в сосновом бору

— Ладно. Понял вас. Все понял, — деревянно повторил Николай, желая поскорее уйти. — Будешь с Ленькой по телефону разговаривать, передавай ему привет. Скажи, что у меня все тип-топ. У меня одного.

Гостиница была закрыта, и пришлось долго стучать. Выглянула сонная дежурная, не сразу его узнала, что-то говорила за стеклом, беззвучно шевеля губами. Наконец открыла.

— Мне бы прокантоваться до шести утра, — прижал руки к груди Николай. — Больше совершенно некуда деться.

Дежурная пожала плечами, обвела рукой вестибюль. С полдесятка коек были собраны, но на всех прямо на голых панцирных сетках спали одетые люди.

— Приткнусь где-нибудь.

На койке у стены, поджав к животу ноги, похрапывал бородатый парень.

— А ну-ка, потеснись, дружище. — Русин поднял воротник, натянул на уши берет и примостился с краю.

7

Утром Надя, еще недовольно хмурясь после ночного разговора с Лилей, неожиданно сообщила ей:

— Вечером твой звонил. Спрашивал, где ты, почему не дождалась, как договорились.

«Твой», «мой» — так они шутливо называли между собой режиссера театра после того, как он стал оказывать Лиле не назойливое, но довольно заметное внимание. Но сейчас «твой» в устах Нади прозвучало с новым для Лили оттенком, слишком уж иронично и неприязненно. Она тоже еще сердилась на Надю — ишь ты, моралистка выискалась, сердобольная заступница Николая! — и поэтому сердито спросила:

— А ты что, сразу не могла сказать?

— Это в полночь-то? Тебе бы легче стало? — отпарировала Надя и решила, что не помешает еще малость помучить Лилю — пусть не зарывается слишком. Больно ей будет? Ну и пусть! Иных такая боль порой вылечивает от излишней самовлюбленности. — Кстати, он где-то Николая встретил. Ладно, хоть не с тобой. «Что, — спрашивает, — к ней кто-то приехал? Столкнулся я тут с одним. Зимой его с вами видел».

— И что ты ответила? — замерла Лиля.

— Был, говорю, такой проездом… Позвонил — и только.

— А про меня?

— Сказала, что ушла подругу навестить. Работница, мол, заболела из нашего цеха… А жаль, — горько усмехнулась Надя. — Так и подмывало выложить всю правду. «Уважаемый Борис Маркович, оставьте девчонку в покое, не морочьте ей голову и сами не обольщайтесь. Она вам тоже столько наморочит, что не рады будете потом…»

— Перестань! — нервно закричала Лиля, сжала свои маленькие кулачки и заплакала от бессилия.

Ах, как некстати схлестнулось все в один день! Словно нарочно и Русин приехал, и Борис Маркович пригласил поужинать вместе, обещал позвонить, уточнить, где и во сколько. И вот теперь все рушится, рассыпается, и Лиля не в состоянии что-либо исправить. Перенервничала она вчера, издергала себя из-за стремления совместить несовместимое: Николая не оставить и Борису Марковичу во встрече не отказать. Отсюда так нескладно все вышло с Русиным. Не на шутку он рассердился и вряд ли забежит на обратном пути.

Не скоро забывается такое.

А Борис Маркович, как теперь с ним? Хорошо, что он не заметил их вместе, когда они заглянули в ресторан. Вот уж тут повезло так повезло… Может, все-таки отговорится она перед ним, отболтается? Надька — хоть на этом спасибо — не выдала ее, подсказала правильный ход. Этого и надо держаться со всей своей женской твердостью.

Но прежде надо встретиться с ним. И не завтра, а сегодня, по горячим следам. А как? Телефона у него нет. Хорошо, если Борис Маркович позвонит сам. Но едва ли, надежда тут мизерная. Пойти к нему она никак не может, даже не допускает такой мысли. Это ж сдача без боя, полная капитуляция; чего Лиля не позволит никогда, ни за какие блага на свете. Она свое дело знает толково: играть играет, да не заигрывается.

Все валилось у Лили из рук, ничего не хотелось делать, апатия и уныние разъедали ее привычную собранность и деловитость. Она совсем недолго задержалась перед зеркалом, отказалась от завтрака и сиротски маячила перед окном, невесть что разглядывая в застекольном мирке почерненного городского двора.

Надя понимала ее состояние, догадывалась о том, что происходит сейчас в Лилиной душе. Сначала она спокойно отнеслась к переживаниям подруги, даже легкий холодок злорадства пронизал на миг ее мысли о событиях вчерашнего дня: «Пусть, пусть помучается, может, с большей душевностью и пониманием будет отзываться на страдания других». Но чем дольше молчала Лиля, тем неуютней становилось и Наде, жалость поднималась к ней, росло желание как-нибудь сгладить свою резкость, принять посильное участие в ее судьбе.

Она прекрасно знала, из-за чего сейчас сильнее всего терзается Лиля. Из-за боязни всерьез оттолкнуть от себя Бориса Марковича.