Пристанище

Оливер с улыбкой взглянул на парня, который стоял, привалившись к стойке террасы. Гость продолжил болтать с небольшим, едва уловимым андалузским акцентом, сохранившимся после нескольких лет индивидуальных занятий с преподавателем из Севильи. Майкл Блэйк был его школьным другом. Медно-золотистые длинные волосы и трехдневная щетина придавали Майклу небрежный, почти неопрятный вид – впрочем, это впечатление сглаживали элегантная белая рубашка поло и безупречно чистые голубые джинсы.

– Ага, spanish, иди налей себе кофе, кофейник на плите.

– Это ты обо мне позаботился?

– Конечно, других лодырей тут нет.

– Это я-то лодырь? Я, бедный иммигрант? Прошу во всем винить мое начальство за плохое обращение и низкую оплату труда. – Гость по-хозяйски прошел в дом и налил себе кофе. На кухне он ориентировался совершенно свободно.

– Ты про начальника, который пустил тебя пожить в эту скромную обитель? – с иронией спросил Оливер, кивнув на величественный особняк, виллу “Марина”.

– С тех пор как ты здесь сделался главным, мальчик мой, ты стал просто невыносим, – ухмыльнулся Майкл.

Сев рядом с Оливером, он легонько похлопал его по колену. Некоторая манерность выдавала его сексуальные предпочтения. Сейчас, после двух продолжительных любовных историй, он переживал период затишья и не пытался найти пару.

Майкл жил на вилле “Марина” уже пятую неделю; в прошлом году он решил провести какое-то время в Испании в компании Оливера, чтобы, по его словам, поискать новые возможности в своих занятиях музыкой – Майкл был кларнетистом и композитором. Заодно он собирался улучшить свой испанский. Они договорились, что в обмен на жилье и питание Майкл будет помогать Оливеру принимать постояльцев и выполнять часть административной работы, большего гость в принципе делать не мог. Завтраками, которые подавали на вилле, занималась Матильда – кантабрийка средних лет, сильная, серьезная и немногословная, хоть и очень обходительная, она же успешно управлялась и с уборкой.

Вообще-то Оливер собирался приютить Майкла безо всяких условий, но тот и слышать ничего не захотел о том, чтобы, как он выразился, “быть нахлебником и паразитом”. Майкл отказался жить в доме с Оливером, понимая, что зарождающимся отношениям с Валентиной требуются пространство и интимность. Хоть Майкл и был склонен к хаосу в быту, как и полагается богеме, он оказался прекрасным управляющим. Возможно, гостей к нему располагала его романтическая ирландская внешность (притом что он был англичанином до мозга костей) или, может, лукавая улыбка и хитроватый взгляд. Или же секрет его обаяния заключался в непринужденной манере изъясняться на испанском – всегда чуть не всерьез. Интерес гостей вызывали и его спонтанные этюды на кларнете в саду или в библиотеке виллы “Марина”.

– Поведайте правду своему дворецкому, мистер Гордон, – с притворным пафосом попросил Майкл. – Взгляд у тебя был задумчивей, чем у Клинта Иствуда. О чем думал?

– О Гильермо, – ответил Оливер, по-прежнему глядя на море, уже различавшееся за дымкой тумана.

– А… понятно. Гильермо.

Майкл тут же оставил шутливый тон и некоторое время молчал, размышляя о брате Оливера, которого знал. А затем задал вопрос, заранее предвидя отрицательный ответ:

– Никаких новостей о том звонке?

– Нет, ничего. Но послушай, ты точно не хочешь перейти на английский? – Оливеру было странно разговаривать с другом на неродном языке.

– Точно не хочу, я же тебе сказал. In spanish, please, неужели ты не видишь, что я – человек мира?

– Ладно, закрыли тему, отныне говорим только in spanish. А я-то думал, ты просто приехал навестить лучшего друга.

– Ну разумеется, мой мальчик. Но дай мне попрактиковаться.

– Какой ты упертый, – вздохнул Оливер. – Но воля твоя.

– Thank you, Mr. Gordon[11]. – Майкл хитро улыбнулся. – Так, о чем мы говорили?.. Значит, из звонка Гильермо не удалось выудить никакой информации?

– Ничего, – покачал головой Оливер. – Отследить сигнал не удалось, я надеялся, что можно установить хотя бы положение терминала по спутнику, но большинство спутников контролирует правительство США, а через этот бюрократический ад не пробиться.

– Да уж, сочувствую, приятель. Не знаешь, у твоего брата был подписанный договор с компанией или это просто одноразовая сим-карта?

– Не был, а есть.

– Ну конечно, дружище, разумеется, я это и имел в виду. Я просто помочь пытаюсь.

– Да, знаю, извини.

– Так договор или симка?

– Симка. Он не хотел заключать контракт с телефонными компаниями, утверждал, что у них слишком много информации о нас, а правительство потом этим пользуется, потому чем меньше они о нем знают, тем лучше.

– Свободолюбивый дух.

– Нет. Просто озлобленный. Он был патриотом, фанател от британских военных, но после операции “Телик” люто возненавидел все, что имеет отношение к войне и государству. Он ведь первое время после возвращения и спать нормально не мог, просыпался от кошмаров, не понимал, где находится. Страдал галлюцинациями даже днем.[12]