Пристав Дерябин

— Как же так не грабеж? — теперь удивился уже ему, этому седобородому слепцу, Кашнев, но тот ответил еще убежденнее:

— Не грабеж, а как нынче принято называть — экс-про-при-ация!

— Вы так думаете? В политических, стало быть, целях?.. В фонды партии?.. Какой же именно?

У Кашнева отлегло от сердца. Старый Красовицкий измучил его своим видом глубоко потрясенного человека, но вот он же сам и нашел объяснение тому, что сделал его сын. В это объяснение Кашнев поспешил поверить. А старик раздумывал вслух:

— В пользу какой партии, этого я не знаю, нет… Откуда же я мог бы и знать это? Разве он мне говорил когда-нибудь, что он уже связан с какою-то партией? Он очень способный, он начитанный, да… Он много читал! Математика, правда, ему не особенно давалась, а книг он перечитал бездну… бездну… Моя жена умерла пять лет тому… от рака… А я, конечно, на службе… Вот его, значит, и втянули.

Кашнев смотрел в морщинистое, осунувшееся, скуластое лицо, жалкое, недоумевающее, и в мозгу его уже составлялся план защитительной речи.

А сам говорил:

— Ваше волнение мне вполне понятно. Столько лет воспитывать единственного сына, довести его почти до студенчества и вдруг его лишиться таким страшным образом: уличный грабитель… бандит… это, конечно, ни на что не похоже… но если им руководили намерения идейные, то… это меняет картину… Но только во всех отношениях хорошо было бы мне повидаться с вашим сыном, притом так, конечно, чтобы и вы пошли вместе со мною: я для него незнакомый чужой человек, и мне одному он ничего не скажет.

— Я только этого и хочу сам, сам! — даже обеими руками схватил его руку Красовицкий. — Я даже сам хотел вас просить об этом!.. Именно мы вдвоем, а не я один и не вы один! Непременно нам надо вдвоем!

Дня через два разрешение посетить задержанного за грабеж было им дано, и Кашнев увидел Адриана лицом к лицу.

Перед ним был рослый молодой арестант, глядевший на него намеренно прищуренными глазами. У него была белая, нисколько не загоревшая за лето кожа на щеках и лбу, пухлые губы с надменно-презрительной складкой.

Очень удивило Кашнева с первого же взгляда на него то, что он не казался подавленным тем, что с ним случилось, и это еще более укрепило в нем догадку старого Красовицкого, у которого теперь выступили на глаза слезы.

— Адриан, Адриан! Что ты сделал! Как мог ты это сделать, а? Ведь ты убил меня, убил!.. Убил!.. — бессвязно повторял отец.

— Ну вот еще пустяки какие: убил, — высокомерно отозвался на это сын.

— Я приглашен вашим родителем защищать вас на суде, — сказал ему Кашнев, но на это Адриан только протянул почти насмешливо:

— А-а!.. Защища-ать?.. Вот как!

Кашнев отнес и этот тон его к тому, что перед ним действительно молодой политический, считающий свой поступок хотя и не приведшим к удаче, но тем не менее героическим.

Поэтому он спросил его хотя и тихо, но внятно:

— Вы в какой партии состоите?

Действие этого вопроса было совершенно неожиданным для Кашнева: Адриан удивленно открыл глаза; они оказались у него серые, холодные и наглые.

— Пар-тии какой? Вот это та-ак!.. Это за-шит-ник!..

— Адриан! — выкрикнул отец. — Думай, что говоришь!

Тюремный надзиратель с окладистой бурой бородой и двое конвойных, бывшие тут же, оживленно переглянулись.

— Вам хочется знать, какой я партии? — обратился к Кашневу Адриан. — Я анархист-индивидуалист! Если, по-вашему, есть такая партия, то, значит, я к ней и принадлежу.

— Вы совершили грабеж в чью же пользу, хотел бы я знать?

— Странный вопрос! В свою собственную, конечно!

Говоря это, Адриан даже пожал плечами, не узкими для его лет.

— Значит, ты посягнул на чужую собственность, — повышенным тоном начал было отец, но сын перебил его хладнокровно:

— "Всякая собственность есть кража", — сказал Прудон.

— Что это, а? Что это? — уже к Кашневу обернулся старик.

— Не знаю, — пробормотал не менее его изумленный Кашнев.

А тюремный надзиратель, погладив бороду, предложил ему догадливо полушепотом:

— Может быть, желаете прекратить свидание?

— Д-да, мне, в сущности, больше не о чем говорить.

Но Адриан продолжал говорить теперь уже сам, притом поучающим тоном:

— Всякое богатство начинается с грабежа в том или ином виде. Ты напрасно горюешь, папа! Тюрьма для меня тот же технологический институт. Буду со временем отличным грабителем, хотя и без диплома инженера…

— Что ты говоришь! Опомнись! — закричал и замахал в его сторону Красовицкий.

Тут надзиратель, взглянув на Кашнева, дал знак конвойным, и они увели Адриана.

XIV

— Вот, вы слышали, — он привел изречение Прудона, — совершенно убитым голосом говорил Красовицкий Кашневу. — Это значит, что он читал всякие эти брошюрки. А партию свою выдавать, — ведь это у них не полагается делать, раз партия нелегальная.

Кашнев колебался, поддержать его или сказать, в чем он убедился. Поэтому проговорил неопределенно:

— Молодость!.. Она очень чутка ко всяким влияниям…