Пристрастие к смерти

Кейт была слишком здравомыслящим человеком, чтобы полагать, что подобное экзальтированное состояние сохранится надолго, но то, насколько быстро оно прошло, огорчило ее. Ветер завихрялся вокруг супермаркета, поднимая в воздух намокшие листья с клумб и налепляя их ей на щиколотки. Замотанный в отрепья старик, сидевший на парапете в окружении Бог знает чем набитых пластиковых пакетов, возвысив против ветра свой сварливый голос, обратился к ней с напыщенной речью. Кейт не поехала на машине, потому что припарковать ее возле супермаркета было почти нереально. Но две до отказа набитые сумки оказались тяжелее, чем она предполагала, и их вес начинал действовать ей на нервы так же угнетающе, как на мышцы рук. Хорошо, конечно, было восторгаться собственными добродетелями и размышлять об императивах долга, но реальность ситуации ошарашила ее, как физический удар, и отрезвила, наполнив ощущением несчастья, близким к отчаянию. Они с бабушкой отныне будут заперты вдвоем в замкнутом пространстве квартиры, пока старушка не умрет. Она становится слишком стара, чтобы жить отдельно, и вскоре начнет компенсировать утрату независимости, уговаривая себя, будто на самом деле вовсе к ней и не стремится. И кто же теперь сохранит за ней привилегированную очередь на однокомнатную квартиру или место в доме для престарелых, даже если она согласится туда переехать, при том, сколько гораздо более нуждающихся ждут этой очереди? А когда она станет настолько стара, что ее нельзя будет вообще оставлять одну, что тогда? Как Кейт сможет продолжать работать и одновременно ухаживать за престарелой родственницей? Она знала официальный ответ: «Разве вы не можете попросить трехмесячный отпуск по семейным обстоятельствам или найти почасовую работу?» Но три месяца превратятся в год, год, вероятно, в два, потом в три, и ее карьере придет конец. Теперь нечего надеяться на учебу в Брамсхилле и на переход в высший командный состав. Да и сможет ли она остаться в специальном отряде – ведь эта работа требует ненормированного рабочего дня и полной отдачи сил.

Дождь закончился, но с огромных платанов на Холланд-Парк-авеню ей за шиворот продолжали падать неприятно холодные капли. Вечерний час «пик» был в полном разгаре, в уши бил скрежет тормозов и рев автомобильных моторов – шум, которого обычно она почти не замечала. Когда она ждала на переходе зеленого света, какой-то микроавтобус, с бешеной скоростью промчавшийся мимо, обдал ее грязью. Она возмущенно закричала ему вслед, но голос потонул в уличном грохоте. После грозы начинался первый осенний листопад. Листья с нежными прожилками вен, медленно планируя на фоне стволов, ложились на обшарпанный тротуар. Устало проходя мимо Камден-Хилл-сквер, Кейт взглянула на дом Бероуна. Деревья сквера заслоняли его, но она легко вообразила себе тайную жизнь здания и с трудом поборола искушение перейти на другую сторону площади и посмотреть, стоит ли возле него полицейский «ровер». Ей казалось, что она оторвана от отряда не один день, а уже несколько недель.

Свернув с гудящей Холланд-Парк-авеню на свою сравнительно тихую улицу, она почувствовала облегчение. Бабушка не ответила, когда она позвонила в домофон и назвала свое имя, но жужжание открываемого замка послышалось на удивление быстро. Должно быть, старушка не отходила от двери. Затащив в лифт тяжелые сумки, Кейт нажала кнопку; один за другим поплыли вниз пустые, тихие коридоры.

Привычно повернув ключ в замке, она открыла дверь, оттащила сумки с провизией на кухню, водрузила их на стол и направилась через холл в гостиную. В квартире было как-то неестественно тихо. Неужели бабушка даже не включила телевизор? Погруженная в себя, Кейт поначалу не обратила внимания на мелкие детали, которые только теперь сложились воедино: дверь в гостиную была плотно закрыта, хотя, уходя, она оставила ее открытой; быстрый, но безмолвный отклик на ее звонок в домофон; неестественная тишина… Еще не толкнув дверь в гостиную, только положив ладонь на ручку, Кейт уже знала: что-то стряслось. А в следующий момент оказалось слишком поздно что-либо предпринимать.

Он заткнул бабушке рот кляпом и привязал ее к стулу какими-то длинными белыми тряпками – видимо, разорвал простыню. Сам он стоял у нее за спиной и ослепительно улыбался. Вместе это являло собой странную картинку из иллюстрированного журнала: контраст победной молодости и старческой дряхлости. Обеими вытянутыми вперед руками он держал пистолет, стараясь, чтобы ствол не дрожал. Интересно, мелькнуло у Кейт в голове, он действительно умеет обращаться с оружием или просто повторяет то, что видел в криминальных телесериалах? Мысли ее были странно отвлеченными. Она часто задумывалась над тем, как будет чувствовать себя под прицелом, и теперь с любопытством отметила, что реакция оказалась вполне предсказуемой: невозможность поверить, шок, страх. А потом – мгновенный выброс адреналина, и мысль заработала.