Ребята по-прежнему сторонились меня, и я постоянно чувствовала одиночество. Но, когда мне было пятнадцать, к нам перевели одного парня — Костю. Он, вроде, начал проявлять ко мне интерес. «Это сложный и проблемный мальчик, от него уже тереться семья отказывается. Но ему через полгода восемнадцать, так что уж как-нибудь», — сказал его куратор в напутствие нашей заведующей.
Через несколько дней после его появления я потеряла свой альбом с рисунками и ходила сильно расстроенная. А через неделю он случайно нашел его и принёс мне. Обложка, правда, была безнадёжно испорчена. На ней был нарисован непристойный рисунок, и шла надпись «Я отымею тебя в рот». Но Костя сказал, что это ничего и обложку можно просто оторвать. Главное, что от рук неизвестного хулигана, рисунки не пострадали.
После этого мы стали общаться. Он часто шутил и рассказывал мне про миллион разных вещей, которые узнал, пока жил по приемным семьям. Я не понимала, почему от него все отказывались. Ведь кроме резких перепадов настроения, которые происходили с ним очень-очень редко, он был милым.
Однажды он рассказал мне, что читал одну научную статью, в которой был описан случай неприятия физического контакта, похожий на мой. И в том случае девушке помогла терапия поцелуями. Я очень смеялась, а Костя разозлился и обозвал «сукой».
А на следующий день Костю нашли сильно избитым на пустыре за детдомом. У него были трещины на ребрах, переломан каждый палец и изуродовано до неузнаваемости лицо. Говорили, что в области губ ему наложили шесть швов. Из больницы, где провалялся несколько месяцев, Костя к нам уже не вернулся. Ему исполнилось восемнадцать.
Когда я узнала, что с Костей случилась беда, то была взволнованна и разбита. Это был единственный раз, когда я первая написала своему телефонному другу:
Я: «Привет! Чего делаешь? Мне сейчас очень грустно»
Он: «Грустно из-за этого мудака?»
Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать. Я просто выпала.
Я: «Что ты имеешь в виду?»
Он: «Он это заслужил»
Я опешила. Мне стало по-настоящему страшно.
Я: «Это сделал ты? Ты что, следишь за мной?»
…
Он: «Никто не должен тебя трогать»
…
Он: «Маленькая еще»
Глава 5 «Начало нового. Университет»
I
Я тону. Вода холодная, вязкая, одинаково темная со всех сторон. Нет никакой возможности сделать вдох. Я барахтаюсь, чувствуя, как меня кроет паника. Легкие горят, глаза щиплет. Вода проникает в уши и нос. Она сдавливает меня со всех сторон могильной сыростью. Только бы выплыть… Только бы не конец… Закрываю глаза, чтобы сосредоточиться, и чувствую как бездна засасывает тело. Будто я в самом центре океана. Надо мной такая же неподъемная толща, как и подо мной.
И тут приходит понимание: «Проще сдаться». Это даже не мои мысли — это эхо, это гул моей измученной плоти.
И тут через весь этот ледяной ужас приходит ощущение жжения в районе солнечного сплетения. Чья-то ладонь ложится под грудь. Сильная рука захватывает тело и начинает тянуть. Она теплая, мощная и такая живая. Меня прижимает спиной к мужскому твердому, рельефному торсу. Я больше не захлебываюсь. Становится светлее. Кислорода хватает. И я расслабляюсь и отдаюсь во власть незнакомца. Рука уходит с солнечного сплетения и захватывает грудь. Вторая нежно, но властно гладит затылок и медленно скользит по шее. А мне хочется прижаться еще плотнее. Хочется, чтобы меня обняли еще сильнее. Чувствую уверенный захват бедер его ногами… и свою нарастающую пульсацию внизу живота, которая начинает сводить с ума.
Вздрагиваю всем телом и просыпаюсь.
Что же это было? Всего лишь сон… Я оглядывалась по сторонам и тяжело дышала. Лоб покрыла испарина, мокрые волосы прилипли. Осеннее солнце рассеянными белесыми лучами проникало в комнату. Ну, и видок у меня, наверное! Нужно было срочно иди в душ и переодеваться. Сегодня я должна принять доставку учебников для университета. Это раз. А еще хорошо бы пересечься с Пантелеевым-старшим и поговорить. Это два. И самое главное — необходимо решить, что ему сказать или точнее чего не говорить. Это три.
Начала я все же с того, что привела себя в порядок. Сон долго еще не отпускал меня. Воспоминания о руках таинственного незнакомца всплывали все утро. Эти движения потрясли меня, сон был слишком реальным. Ко мне никто не прикасался несколько лет. Обычно мне становилось мерзко от одной мысли о чужом касании. Но эти объятья были совершенно другими. Такие надежные, притягательные… немного подавляющие.
Я старалась провести расческой по волосам так, как будто это он касался затылка. Когда надевала лиф, рука на мгновение задержалась на груди — словно сжимал он. Когда натягивала джинсы — как … «Хватит!» — запретила себя мучить.