Пристрелочник (СИ)

Историю делают люди. Со своими личными качествами. Вот Живчик — живой, весёлый человек. Не скажу — «добрый», просто… позитивный. После княжеского совета в Янине не обгавкал меня, когда я к нему подошёл. Случайность? Ну, типа — «да». Опорожняя свой мочевой пузырь после долгого «советского» сидения, пребывал он в добром расположении духа. «На душе полегчало». А дальше пошёл «храповик» — одно за другое цеплялось.

Наоборот — Глеб Рязанский (Калауз) пребывал постоянно в унынии и озлоблении, на меня по-шипывал да по-рыкивал. Так и я ему в ответ — тако же. Вражда пошла. А уж про то, что я своих ворогов… предпочитаю в гробу видеть — сказано не единожды.

Три князя сидели в те поры в Залесье: Суздальский, Рязанский и Муромский. Всем им Всеволжск полезен мог быть. А помог мне один — Живчик. Ну и я… беспамятством не страдаю, неблагодарность почитаю из самых мерзких грехов.

В первые недели-месяцы моего пребывания на Стрелке Живчик мог меня в любой день задавить. Ну, погрозил бы Боголюбский ему пальчиком. Нашёл бы Живчик отмазку: пришли, де, злые мордовцы и Ваньку порезали. Или, там: Ванька скурвился, шишей привечает.

Мог ничего не делать — просто не помочь. И у меня куча народу бы помёрла. Оно бы восстановилось. Потом. Фактор времени… Но Живчик помог. Случайность? Конечно! Вот я по таким «счастливым случайностям», как по кочкам, на болоте обычных, каждодневных неприятностей, прыгаю и вперёд иду. Где они попадаются. А где нету — гати строю.

Глава 354

На этой… плотовидной лоханке была куча старого ненужного барахла. Ненужного в княжеском тереме после успешного похода. Только у меня, «в чистом поле» всякая вещичка, всякая ниточка — уже радость.

А тут… шесть штук нормальных русских сорокавёдерных бочек! И ещё десятка три разных емкостей поменьше. Половина — пустые! Кое-какие и рассохшиеся. Но их же и распарить можно! Перебрать, стянуть, промазать…

Я чуть плясать не пошёл! Илья этот муромский — стал так… с тревогой на моих людей поглядывать. С пустой кадушки песни петь… Типа: а воевода-то ваш… не того? В смысле… смысла?

Но тут и остальные стали обниматься-целоваться — одна бочка наполнена солью.

* * *

Не «морянка» — из моря выпаренная, а «ключевка» — из соляных промыслов в Двинской земле.

Князь Святослав Ольгович (Свояк), в бытность свою князем Новгородским, даровал в 1137 г. Софийскому собору соляные варницы Двинской земли. В грамоте предписывалось брать с соляных варниц налог солью: «от чрена и от салги по пузу». «Пузом» в солеварнях называют мешок соли «в два четверика» (чуть больше 52 литров).

Технология добычи проста: в местах, где обнаружили соляные рассолы, делают примитивный каптаж или роют колодцы, собирают рассол в огромные железные котлы («салги»), под которыми разводят огонь. Ещё применяют сковороды (противни) размером до 200 кв.м. — «цирены» («црены», «чрены»). При медленном нагревании в осадок сначала выпадает гипс и другие примеси, которые удаляют. Поэтому выварочная соль всегда чище исходного рассола.

На Руси — соляной промысел из важнейших. И — довольно распространённых.

В XII–XIV вв. возникают солепромыслы на Каме, в Старой Руссе, Ростове Великом, Торжке, Чухломе, Вологде, Костроме, Вычегде, Соли-Галицкой, Городце Радиловом, Переславле-Залесском, Балахне, Устюге, Галиче Мерском, Нерехте… Ох, устал. Можно ещё с десяток мест назвать.

По сути: многочисленные пункты солеварения на огромной территории Русской равнины от Переславля-Залесского, Ростова и Балахны на юге до Северной Двины и Печоры на севере.