Пристрелочник

Сменить место — кудатя не может, пойти в работники, в новосёлы — не может… Только — «взапечку», на корм «из жалости».

Не все из них это понимают. Вот так — словами. Но чувствуют — все. И в крик кричат своим сородичам. О родовой чести, о кровном отмщении, о солидарности всего народа, о защите отечества… О гнусных, грязных, мерзких, отвратительных чужаках… Мечтающих всё — отобрать, женщин — изнасиловать, мужчин — поработить… Или — наоборот.

Иносказательно вопящие о своём страхе утратить выслуженное место в жизни, о спасительной для них ксенофобии. «Спасительной» не на уровне эволюционных моделей, а на уровне конкретного желудка:

«Мама, мама, что я буду делать?
Мама, мама, как я буду жить?
У меня нет тёплого пальтишки,
У меня нет тёплого белья».

Ни у кого здесь нет «тёплого белья». Кроме меня. Поэтому они придут меня резать. Чтобы не было такого «тёплого» примера. Чтобы не смущал новизной «белья».

Вот почему и тянется эта бесконечная вражда на границах Мурома, под Ростовом, на Унже…

Кроме основной группы «гражданской вертикали власти» — разных «атей», в племени есть ещё несколько десятков персонажей другой профессиональной принадлежности.

«Люди войны». При сборе племенного ополчения во главе ставят выборного вождя. Не из «атей»-дедов, а из взрослых мужчин, отличившихся в прежних войнах. Вокруг таких персонажей группируются сходные типажи. Часто — из родни. Обычно, хозяйство у них запущенное или вовсе нет — живут в прихлебателях. Но род подкармливает. Их можно убить, можно взять в плен. А вот перебежать… Члену рода бежать некуда. Беглец — «изверг».

Эти — будут резаться.

Шаманы. Или правильнее — жрецы? Они не живут в «кудах». В доме ритуалы проводит «кудатя». Но есть племенное святилище, где эти типы обретаются. Их и пары десятков нет. Но вони много. «Комиссары» Пургенгаза с сотоварищи. Виноват: Пурьгенепаза.

Этим я — абсолютно ненавистен.

Биология — выражается инстинктами, социология — вятшими. Инстинкты — за меня, вятшие — против.

Итого: туземная элита подлежит уничтожению. Ибо их активное противодействие — объективно гарантировано. Моё появление одним фактом существования создаёт угрозу их интересам. Можно сказать — классовым.

И — возрастным. Геронтократия — «власть дедов» — очень распространённое явление в истории человечества. Эффективна в стабильных условиях. Стабильность ведёт к утрате способности к обучению. «Мудрые старцы» — сборище двоечников. Их почти ничему нельзя научить. Они — могут. Их — нельзя.

Это — не чисто мордовское свойство. У меня та же проблема с Акимом. На словах — может понять, умом — нет. Не может думать по новому. «А пошли вы все…» — выучил. И это — всё.

У меня — опора на инновации. «Ати» снова «опоздают навсегда» — интегрировать их не смогу. Я — не Карл Великий. Извините.

Классовый подход — эффективный инструмент. Там, где есть классы. «Большие группы людей, различающихся по…». Большие! А здесь — эрзянское племя Яксярго. Общая численность — около 2.5 тыс душ. Вся «элита» — сотня мужчин.

Разницу между статистикой и ЗАГСом понимаете? Жить вы будете с женщиной. С одной. А не с «наиболее представительной выборкой».

Для соответствия методологии объекту воздействия нужно от марксизма переходить к психологии групп, к методам управления коллективами. В Средневековье это постоянная ошибка попаданцев. Они постоянно «думают о народе». Это — хорошо. Они постоянно обращаются к «широким народным массам». И Христос обращался к жителям Галилеи. Но решения в Средневековье принимают не народы, а очень ограниченные, небольшие группы людей. Даже если они и называют себя «народом», как новгородские или киевские бояре. Плебисцитов и референдумов — здесь нет.

Вот — «Нагорная проповедь», вот — «Миланский эдикт». Сколько веков между ними? Если вас устраивает такое «время реакции» — вы не политик. Не военачальник, администратор, правитель… Вы — пророк. Так идите и пророчествуйте! С уместным использованием марксистско-ленинских инструментов для классового анализа.

У меня тут — небольшая группа взрослых самостоятельных людей. Твёрдо уверенных в своём праве. В праве сожрать меня живьём и нагадить мне в карман. Не желающих со мной общаться. Не считающих меня человеком. Жаждущих «справедливо воздать за пролитую народную кровь». И готовых проливать эту «народную кровь» дальше. Теряя при этом полезные аллели собственного народа.

Ну так… получи. Мальчишку-посредника. С ожерельем из отрезанных ушей — на шее. И с раздробленными локтями — на руках.

Деточка, не надо считать меня всезнайкой. В первой жизни у меня не было забот с племенами. Поэтому всё пришлось придумывать самому, «на ходу».