– Вы директор? – подошел к ней Данилов.
– Я, товарищ начальник.
– Утром снимете остатки, акт нам. Упаси бог вас приписать хоть один лишний грамм.
– Да как можно. – Женщина всхлипнула.
– Иван Александрович, – подошел Муравьев, – постовой милиционер делал обход в час тридцать, видел сторожа живым; в два десять, возвращаясь обратно, увидел труп сторожа и взломанную дверь. Эксперты нашли четкий след колес, предположительно ГАЗ-АА. След загипсовали.
– Хорошо, хорошо, – Данилов махнул рукой, – работайте.
Значит, они приехали на машине и управились за сорок минут.
Кому же открывают двери сторожа? Плачущему ребенку? Бездомной собаке? Глупо. Но почему телефон стоял на крыльце?
Может быть, сторож открыл дверь и дал кому-то аппарат? Что могло заставить его? Только человеческое горе. Нет, он бы выслушал через дверь и позвонил сам. Что-то другое. Совсем другое. Они все не могли отказать. Кому? Значит, они, все трое погибших, знали этого человека. Но так же не бывает. Не бывает так.
– Товарищ подполковник, – подошел начальник уголовного розыска отделения милиции, – сторож – Ефремов Михаил Егорович, ему семьдесят лет. Живет с невесткой, сын на фронте. Семья хорошая. Да и старик был добрый, честный. Крошки в магазине не взял.
– Как ты думаешь, Соловьев, почему Ефремов открыл дверь?
– Не знаю.
– А на улице Красина?
– Рок какой-то.
– А ты, Соловьев, мистик.
– Не понял, товарищ подполковник.
– Ничего, это я так, мысли вслух. Вы работайте, а мы поедем. Эксперты останутся с вами.
Они вышли из машины за две улицы до тупика со смешным названием. Придумал же хороший человек ему имя – Почтово-Голубиный. Шли по узкой тропинке тротуара мимо угадывавшихся в темноте маленьких одноэтажных домиков-дач. Кунцево было не столько районным городом, сколько дачным местом Москвы.
До войны Данилов с Наташей бывали здесь несколько раз у Серебровского, которому, как работнику наркомата, полагалась казенная дача. У Сергея была тогда очередная любовь. Самая последняя, как уверял он Данилова. На лужайке перед домом топили шишками самовар, женщины суетились с закуской, а Серебровский, наигрывая на гитаре, пел приятным хрипловатым баритоном.
Сапоги скользили, снег под ногами скрипел, как несмазанные петли двери. И Данилову казалось, что звук этот, неприятный и резкий, прорывается сквозь плотно прикрытые ставни домов.
– Далеко еще? – спросил он.
– Метров двести.
Операцию проводили совместно с Кунцевским райотделом милиции. Они и давали установку на Розанова. Ни в чем предосудительном бывший адвокат замечен не был. Работал юрисконсультом районного отделения ВОС[4]
, преподавал в городской юридической школе, активно откликался на все общественные мероприятия.Обыкновенный законопослушный гражданин.
Кончилась длинная, прямая как стрела Почтовая, налево началась Полевая. Тупик с добрым названием оказался коротким и широким. В нем было всего четыре дома. Дача Розанова стояла на самом краю города: двухэтажная, со странной башенкой, изящной и островерхой.
– Ничего дом, – сказал Муравьев за спиной Данилова.
– Только брать его трудно, – хохотнул Никитин.
– Товарищ подполковник, – подошел старший оцепления, – в доме тихо, никто не приезжал, никто не выходил.
Данилов еще раз посмотрел на дом. Снег кончился, ветер разогнал тучи, и утренние звезды повисли над городком. На фоне неба остроконечная башенка на доме Розанова гляделась легкомысленно и добро.
– Сколько человек в доме? – Данилов расстегнул шинель, вынул из кобуры маузер.
– Трое. Пришли вчера в девятнадцать со стороны поля.
– Ребята в поле замерзли, наверное?
– Есть немного. Всю ночь ведь, товарищ подполковник.
Итак, дом блокирован, подходы к нему также. Теперь оставалось совсем немного – попасть в дачу. Конечно, можно было пойти постучать в дверь, сказать, что телеграмма. Но не те люди сидели за этими закрытыми дверями. Окна заложены ставнями, двери крепкие. Если они начнут стрелять, то положить могут многих.
– Еде начальник райотдела? – повернулся к людям Данилов.
– Я здесь, Иван Александрович.
– Нужна машина или телега с дровами.
– А уголь подойдет?
– Подойдет.
– У нас во дворе полуторка с углем стоит, должны разгрузить с утра.
– Найдется во что переодеть троих?
– Смотря во что.
– Валенки, ватники, брюки ватные. Ну чтобы на грузчиков похожи были.
– Попробуем.
– Тогда пошли.
Через тридцать минут, ревя мотором, в Почтово-Голубиный тупик въехала полуторка, груженная углем. В кузове на брезенте лежал человек в грязном ватнике, некоем подобии шапки и разношенных валенках. В кабине сидели еще двое, грузчик и шофер. Машину вел Данилов. Он давно уже не сидел за баранкой, а на грузовиках вообще не ездил, поэтому полуторка шла странными скачками.
– Пожгет сцепление, – с сожалением сказал начальник райотдела, глядя, как машина, дергаясь, моталась из стороны в сторону.
Но все же Данилов освоился с машиной и к даче Розанова подкатил сравнительно грамотно. Полуторка затормозила, почти уткнувшись носом в ворота.
Никитин выпрыгнул из кузова, обошел машину, стукнул валенком по переднему скату и, подтянувшись на руках, перемахнул через забор.