— Я и Маханьков, начальник московской милиции. Мы тут с ним пошептались, с наркоматом согласовали и решили — быть тебе, Иван, моим замом. Рад?
— Честно?
— Честно.
— Если честно, то очень. Я ведь в МУРе почти всю жизнь.
— То-то и оно, — начальник усмехнулся хитро, одними глазами, — мы уже в наркомат бумаги отправили и о замещении должности, и о присвоении тебе полковничьего чина. Ну как?
Что мог ответить Данилов начальнику? Что он двадцать лет работает в МУРе, что трижды ранен на этой донельзя беспокойной работе, что ругали его чаще, чем награждали? Конечно, он был рад. Стать в сорок пять лет полковником — разве плохо? Да и обидно ему бывало встречать в коридоре наркомата совсем молодых ребят с тремя большими звездами на погонах. Нет, он не завидовал им. Просто иногда становилось жалко себя. Совсем немного и редко.
— А как с Муравьевым?
— Сегодня пришел приказ, назначен к тебе замом, присвоено очередное звание. Белову тоже старшего дали, буду на место Игоря назначать. Не возражаешь?
— Ты меня уже как зама своего или еще как начальника ОББ спрашиваешь?
— Пока как начальника.
— А я бы и как зам тоже не возражал.
— Ладно, — начальник встал, — теперь о главном. Я твой отпуск прерываю. Дело одно сегодня возникло, боюсь, что твоим орлам без тебя не справиться. Так что собирайся, поедем.
— Нищему собраться — только подпоясаться, — усмехнулся Данилов, беря с дивана портупею. — Ну, я готов.
— А что Наташе скажешь?
— Я ей твой телефон оставлю.
— Сколько волка ни корми… — Начальник горестно покачал головой.
— Ладно уж, избавлю, иди в машину, я записку напишу.
Через десять минут они уже ехали по темным, занесенным снегом улицам. Стекло ЗИСа заиндевело, но Данилов, как в детстве, пальцем растопил круглую дырочку в окне и, не отрываясь, глядел в темноту, пытаясь разглядеть что-то известное лишь ему одному.
Телефон он заметил, уже выходя из квартиры. Просто по привычке подошел к стене и увидел слабые цифры, нацарапанные карандашом, и букву «3» увидел рядом. Из отделения он позвонил в ЦАБ и узнал, что телефон установлен по адресу: Суворовский бульвар, дом 7, квартира 36, и принадлежит Литовскому Геннадию Петровичу. Фамилия и имя ему были почему-то знакомы. Игорь тут же перезвонил в 83-е отделение, и ему объяснили, что по этому адресу находится Дом полярников, в квартире 36 раньше проживал известный летчик Литовский, после его гибели там живет его дочь Зоя Геннадьевна Литовская.
Все это давало повод для раздумий. Дочь героя и — убийца. В другое время он, может быть, и колебался, а сейчас времени для размышлений не было. Чернышова Игорь запихал в машину почти силком, старик даже слышать не хотел о производстве обыска в квартире столь известного лица, и повез его в прокуратуру.
Райпрокурор оказался мужичком покрепче. Он выслушал Чернышова, потом Игоря и глубокомысленно изрек:
— Подумаешь…
Подмахнул постановление на обыск и изъятие вещей и, крепко пожав руку Игорю, напутствовал:
— Шуруй, капитан, действуй по горячим следам. Поможешь нам — век помнить буду, а то у меня в аппарате одни инвалиды и старики. Нынче все наши на фронте.
Игорь покосился на широкую ленточку нашивок за ранение на лацкане его пиджака и понял, что прокурор тоже не так давно вернулся с фронта.
Тот, поймав его взгляд, усмехнулся грустно и добавил:
— Про инвалидов говоря, я и себя имел в виду. Что смотришь? Нашивок за ранение пять, а колодок наградных две. Вот такая, брат, арифметика.
В подъезде Дома полярников Муравьева ждали вызванные из МУРа оперативники их отдела Никитин и Ковалев.
— Мы тут с комендантом поговорили, — лениво цедил слова Никитин, — так она от той Зои в полном восторге. И честная, мол, и работящая, в издательстве «Молодая гвардия» редактором служит. Подтвердила: была у ней бабка из Баку, жила три дня. Фамилия ее Валиева Зульфия Валиевна. Лифтерша тоже показания дала: вчера она с большим желтым «углом» пришлепала, часов в десять. Так что дело ясное, Муравьев, эта Зоя или скупщица, или «малину» держит, брать ее надо.
Никитин достал измятую пачку «Норда», начал разминать папиросу, вопросительно глядя на Игоря.
— Дома Литовская?
— Дома, я проверял, на всякий случай Ковалев у дверей стоит.
— Какой этаж?
— Пятый.
— Лифт работает?
— Тянет.
— Так вот давай я на лифте, а ты пешочком.
— Ладно. Но зря. Ей деться некуда. Чуть что, Ковалев притормозит.
— Это мне решать.
На площадке пятого этажа курил оперуполномоченный Ковалев.
— Ну как? — спросил Игорь, оглядывая одинаковые, светлого дерева двери с медными табличками.
— А так, — Ковалев бросил папиросу, — одни профессора да герои.
Поднялся запыхавшийся Никитин.
— Пошли, — скомандовал Игорь. — Кстати, — остановился он у самой двери, — понятые есть?
— А то как, — врастяжку сказал Никитин, — целых трое, сидят в комендатуре, трясутся.
— Ладно. — Игорь еле сдержал себя. Он вообще не любил Никитина за его полублатную манеру речи, за ненужное хамство, за нахрапистость. Но вместе с тем понимал, что оперуполномоченный парень хваткий, решительный и смелый.