Присутствие духа

Когда он переходил улицу перед зданием нарсуда, ему показалось, что начало уже светать: на асфальте отчетливо видны были белые квадратики, обозначавшие переход, а новая вывеска «Городская управа» не то угадывалась, не то даже различалась на фасаде… Остановись на углу бывшей Интернациональной, Воля видел одновременно силуэт немецкого солдата, прохаживавшегося перед входом в здание горисполкома, будку того телефона-автомата, возле которого так часто до войны можно было встретить Риту, и дальше улицу, перпендикулярную главной, начинавшуюся от реки, ведшую, закругляясь медленно, к заднему двору его школы… На этой улице, совсем близко, у дома горисполкома, выходившего на нее торцовой частью, возник вдруг мальчишка в засученных до колен штанах, — возник из темноты или из-под земли и прислонился к стене так, будто справлял малую нужду.

Через несколько мгновений мальчишка быстрым, едва уловимым движением вытянутой кверху руки прижал что-то к стене, после чего принял прежнюю позу, но, раньше чем он сделал это движение, Воля разгадал его ловкую хитрость.

Легким, крадущимся шагом к Воле приближался, не замечая его, тот, кто — несомненно! — был на ночной улице за тем же, зачем он сам. Его нельзя было окликнуть, в тишине зов мог услышать немецкий солдат, но мальчишка и так через полминуты должен был очутиться рядом… Воля повернулся к стене управы и, копируя «маскировку» мальчишки, передразнивая его, воображая себе, как тот сейчас глаза вытаращит, прилепил свою последнюю листовку…

В это время где-то рядом загремело, скрежетнуло, ухнуло — мальчишка ступил на решетку над квадратной ямой у подвального окна нарсуда, и решетка качнулась, край ее взлетел и упал, а нога мальчишки застряла меж прутьев. Воля метнулся ему помочь, но он и сам высвободился, — как раз в тот миг, когда из-за угла раздалось: «Halt!»[5]

За «Halt!» последовало «Hande hoch!»,[6] «Es wird geschossen!»[7] (Воля слышал это, убегая со всех ног), а затем и правда — выстрел…

После выстрела они продолжали бежать. Асфальтированная часть улицы кончилась изумляюще быстро. Под ногами была уже земля в реденькой травке. Она знакомо отзывалась на удары ступней. (Тут, бывало, после уроков бегали наперегонки.) Почему-то не раздавался второй выстрел… Немец выругался, топая за ними. Совсем близко! Выстрелит…

Воля мчал, не оборачиваясь, и все время видел перед собою метрах в пяти-семи фигуру мальчишки. Тот удирал, с силой стуча босыми ногами по тверди сухой от бездождья земли, удирал, как после набега на чужой фруктовый сад, прытко и озорно, будто не пулю мог получить в затылок, а заряд соли в зад. И то, что вместе с ним так улепетывает от немца мальчишка, на лету отпечаталось в Волином сознании и вызвало промельк надежды: «Обойдется…»

Через несколько мгновений раздался второй выстрел, и одновременно Воли вбежал в узкий тупик и сквозь лазейку в заборе, известную каждому школьнику, проник на задний двор школы, раньше чем немец оказался на углу тупика. Затем, не оборачиваясь, Воля метнулся к зданию и по скату угольной ямы съехал в котельную. Ничего не различая в темноте, обоняя знакомую затхлость подвала, он сразу же выбрался через низенькую дверь в ту часть подземелья, которая, едва началась война, стала бомбоубежищем, и тут закрыл на засов дверь из котельной. В тот же миг он почувствовал себя в безопасности. Все! Немец, наверно, просто не понял, куда он делся!.. Воля решил, что пробудет тут до раннего утра, до окончания комендантского часа, после чего выберется из подвала тем же путем, каким попал сюда.

Медленно, полушажками, наслаждаясь этой медленностью, Воля дошел до выхода из бывшего бомбоубежища, нащупал дверь и убедился, что она заперта снаружи. Он стал удаляться от нее, ожидая, что вот-вот наткнется коленями на скамейку, — тут много раньше стояло скамеек, школьники сами их внесли сюда в первый день войны. Но сейчас скамейки, похоже, исчезли, а ноги то и дело ударялись обо что-то, гудевшее от этих толчков, и в конце концов Воля присел на какое-то холодное, металлическое, неровное возвышение над полом.

Он подумал, что теперь глаза постепенно привыкнут к темноте, что потихоньку он начнет различать предметы вокруг, однако темнота оставалась полной: открытыми у него были глаза или закрытыми, от этого ничего не менялось…

Голова его стала вдруг совсем пуста. Он отметил с удивлением: «Что это я ни о чем не думаю?» И спросил себя: «О чем бы подумать?..» Не сразу ему пришло на ум: «А что с тем мальчишкой? Убежал или нет?..» Но, как ни странно, мысль эта очень быстро исчезла, не сменившись другой, — должно быть, несколько минут он был в забытьи…

Потом — очнулся, и ему вспомнилось, как он несколько лет назад играл с ребятами в прятки на заднем дворе и забрался в этот подвал. Его не смогли найти, а сам он не выходил очень долго, и, когда вышел, ребята играли уже во что-то другое…

Воле хотелось всмотреться в это воспоминание, удержать его, но тотчас в ушах у него зазвучал веселый, громкий возглас немца, услышанный в парке: «На днях в городе отменяется затемнение!»