— Но, дорогой мой, все это не имеет никакого отношения к живописи!
А он, словно добрый учитель, с легкой улыбкой превосходства переубеждающий ребенка, но с неукротимой яростью, таящейся в глубине глаз, возражал:
— Если не считать того, что это имеет прямое отношение к живописи, — их убеждения, вот что возвышало их над другими, над остальными «художниками». Тебе бы следовало это понимать, Дженис: главное — это убеждения!
Она чувствовала, что в этих словах звучит его любовь к ней, поэтому в принципе ее здорово поддерживало то, во что она так до конца и не уверовала. Шагая рядом с ним, ухватившись за его руку, она думала, что люди, наверное, женятся не из-за всепоглощающей любви, а потому, что ищут друг в друге оправдания своим мыслям и действиям. А почему бы и нет? Глядя на этот мощный, выдающийся нос и аккуратную, почти лысую голову, она ощущала некий духовный подъем, возникающий у нее при мысли о его высокоморальной природе, и чувствовала себя в безопасности, защищаемая его воинственностью. Но ей отнюдь не всегда удавалось избавиться от понимания того, какое пустое пространство их окружает, какой беспросветный мрак, из которого однажды может выскочить нечто ужасное. И она уже неосознанно ждала его появления, чего-то вроде разрывающего плоть взрыва прямо под ногами.
Что помогало ей развеять сомнения, так это его поразительные познания, почерпнутые из книг. Сэм — это было необычное явление среди книготорговцев — всегда прочитывал или по меньшей мере просматривал то, что продавал, и мог в любой момент выхватить прямо из воздуха авторитетные имена по доброй паре сотен областей знания — от шахмат до истории Китая — и вывалить их на ошеломленных клиентов, которые тут же прощали ему его грубость, поскольку он как-никак проделывал за них исследования, которые в противном случае им пришлось бы вести самим. Он знал местоположение десятков старых поместий в штатах Нью-Йорк, Коннектикут, Массачусетс и Нью-Джерси, где проживали вымирающие старинные семейства, готовые по случаю смерти какой-нибудь престарелой тетушки, дядюшки или иного владельца избавиться от своих старинных библиотек. Раза два в месяц он уезжал в глубинку в зеленом «нэше» на негнущихся рессорах, уезжал всего на пару дней и возвращался с чемоданом и задним сиденьем, набитыми сочинениями Твена, Фенимора Купера, Эмерсона, Диккенса, По, Теккерея, Мелвилла, Готорна и Шекспира, а также огромными пачками объеденных мышами самых разнообразных старых изданий — «Тайна Джона Китса», «Обзор пособий по акушерству и гинекологии» 1868 года издания, «Справочник по китайским эмалям» 1905 года, «Вечные ирландские мелодии» 1884 года, «Анналы офтальмологии» или «Размышления о древнеегипетской хирургии». Дженис тогда усаживалась вместе с Сэмом на пол в полутемной гостиной их квартиры на Восточной тридцать второй улице и воображала себе скрытую от посторонних глаз, тихую жизнь такой вот старинной семьи в поместье где-нибудь в верхней части округа Монро, из чьей частной жизни были вырваны эти книги — книги, некогда дававшие им сведения об огромном мире, лежащем вне их владений, за пределами их обсаженных сиренью подъездных дорожек.
Наблюдая за тем, как он листает обретенные сокровища, она думала, что у него сейчас вид древнего ученого монашка — и даже вот она, положенная аккуратная и невинная круглая тонзура. Может, ее просто раздражала его всегдашняя доброта? Было ведь нечто монашеское в этом его притворстве, в том, что он будто бы не замечает — когда она откидывалась назад, опершись на локти и подобрав одну ногу под другую, так что юбка задиралась до середины бедер, — что она явно предлагает ему взять ее прямо здесь, на полу. При виде того, как он краснеет и тут же переходит к толкованию последних событий в мире, у нее внутри вспыхивала и тут же гасла ярость, и она впадала в отчаяние. Конечно, когда Британия и Франция тайно заигрывают с фашизмом, вряд ли можно требовать, чтобы он ставил на первое место ее жадную страсть, а не более серьезные проблемы.
В дополнение к этому ее любовь к нему подкрепляла его неприкрытая любовь к книгам и своей работе. С выражением собственника, захлебываясь как будто от самовосхваления, он зачитывал ей избранные пассажи, в особенности из Троллопа
[35], но и из Генри Джеймса, Вирджинии Вулф или коммуниста Луи Арагона [36]и молодого Ричарда Райта [37]. Он был таким же снобом, как она, но в отличие от нее отрицал это.