На обратном пути едут молча. Закинув покупки на заднее сиденье, Одинцов садится рядом с ними и всю дорогу пялится в мобильник, периодически что-то печатая и тихо напевая мотивчик играющей по радио песни. Захар одновременно рад и в напряге от такого затишья. Не ждать подвоха от Одинцова все еще сложно.
Очутившись вновь в квартире, источающей безликие запахи вроде комнатного освежителя, чистых полотенец и накрахмаленного белья – словно номер гостиницы, сменяющий постояльцев один за другим – Одинцов сваливает все пакеты в прихожей.
– Разберем все после ужина, – говорит он, переобуваясь в домашние тапочки. – Кстати, я решил, что хочу спагетти с тефтелями. Все продукты должны быть на кухне. Поищи, а я пока схожу в душ.
Его слова не звучат как полноценный приказ, но и мало похожи на любезную просьбу. Скорее, на данное боссом задание.
Просторная светлая кухня выглядит макетом из каталога, но не местом, где кто-то взаправду готовит и ест. Стерильно чистая и такая же бездушная, как и весь дом Одинцова. Собственная скромная однушка с тесной кухонькой, к которой Захар не испытывал, впрочем, особой привязанности, сейчас вспоминается ему уютным уголком. Правда, как ни пытается, Захар не чувствует острой тяги в ней оказаться.
Что для него вообще дом? Место, где ты проводишь ночи? Где собирается за столом семья? Где разлетаются запахи из кухни и голосом диктора новостей бубнит телевизор?
Место, куда хочется возвращаться. Возвращаться к кому-то.
У Иваньшина подобного места давно уже нет.
Захар включает холодную воду, потоком хлынувшую из-под крана, мочит руки и трет лицо, как будто силясь стереть ненужные образы прошлого. Капли стекают на ворот толстовки, заползают под рукава, заставляя ткань неприятно липнуть к коже. Захар стаскивает ее и только сейчас вспоминает, что с собой у него нет ни единой вещи, чтобы переодеться. Все осталось в той самой квартирке, служившей имитацией дома.
Плюнув на приличия, Захар напяливает быстро найденный фартук на голое туловище, а после изучает нутро холодильника. Одинцов не врал: тот забит под завязку. Явно постарался кто-то из слуг. Почему-то это слово первым рождается на языке. Не наемный работник или домашний помощник. Прислуга.
Он тоже?
Неизвестность собственной роли не позволяет расслабиться.
Готовка на время отвлекает Захара от размышлений, наполняя его каким-то умиротворяющим спокойствием, а блеклую кухню ласкающими нюх ароматами жареного фарша и специй в соусе.
Не имея широких возможностей для разнообразного питания, Захар учился готовить наиболее питательную и полезную для его рациона пищу из простых и доступных продуктов. Так что приходилось порой приложить фантазию. Из провианта на кухне Одинцова можно было позволить себе куда более изысканный ужин, чем обычные макароны с тефтелями. В представлении Захара, Одинцов в принципе питался сплошь в дорогих элитных ресторанах, располагающихся где-нибудь в центре Питера, где только на чай оставляют среднюю зарплату обычного работяги. Так зачем ему есть стряпню Захара?
– М-м-м, пахнет потрясающе.
Захар пропускает появление Тимофея на кухне. С полотенцем на влажных волосах, босой и в висящих на бедрах домашних шортах, тот втягивает носом летающие вокруг запахи и шлепает прямо к Иваньшину.
– Уже готово? – интересуется Одинцов, заглядывая в сковороду практически через плечо Захара, так что его обдает волной свежести с примесью чего-то мятного, исходящего от Тимофея. – Не терпится оценить твои кулинарные навыки. А то вдруг я зря рассчитал кухарку?
– Твои проблемы, – парирует Захар, помешивая деревянной лопаточкой спагетти с тефтелями в чуть бурлящем соусе. Еще пара минут, и можно садиться за стол.
– Выпьешь со мной? – предлагает Одинцов.
Захар оглядывается и видит, как тот уже роется в скрытом за дверями шкафчика мини-баре, а после раздается звон от соприкосновения стеклянных бутылочных боков, когда Одинцов вынимает красное вино.
– Я не пью, – отзывается Захар.
– Вообще? Или со мной? – с явной иронией уточняет Тимофей
Закрыв дверь мини-бара, вновь приближается к Захару, встает почти впритык, задевая плечом, и достает из ящика штопор.
– С теми, кому не доверяю, – бубнит в ответ Захар и снимает с плиты готовую еду.
– Опять ты за свое, Захарушка.
Одинцов дуется, выпячивая губы, вздыхает и вонзает штопор в пробку, а потом с усилием начинает ее вынимать, пока с коротким «чпок» та не вылезает из горлышка.
– Как тебе? Правда прекрасный букет? – и подносит бутылку под нос Захара, который раскладывает по тарелкам еду.
Он отворачивается, хотя успевает уловить приятные нотки, кажется, смородины и малины.
– А мне нравится, – пожимает плечами Одинцов и теперь уже тянется выше за бокалами. Будто все необходимые ему предметы намеренно хранятся там, где маячит Иваньшин.
Пожелав приятного аппетита, оба принимаются за еду.
– М-м-м, Захарушка, очень вкусно. Где ты научился так готовить? – хвалит Одинцов, едва прожевав. Аж глаза прикрывает.