"Притащенная" наука

Есть еще один аспект «искажения». Касается он традиционной для советской науки погоне за «валом». Академик П.В. Волобуев отметил в этой связи, что «вал» планового роста научных кадров долгие годы подменял разумные критерии оценки их значимости. Мы искренне гордились тем, что у нас одних «остепененных» ученых более полумиллиона. «И старались не вспоминать, какова их отдача. Иначе пришлось бы признать, что, имея четвертую часть всех научных работников на планете, мы даем, по приблизительным экспертным прикидкам, не более 15 процентов научной продукции. А может быть и меньше» [678].

Переходя на язык эмоций, можно повторить слова профессора Е.В. Семенова и сказать, что в 1992 г. советскую науку столкнули в пропасть, при этом кое-что разбилось, деформировалось. Но что-то и уцелело. Иными словами, все произошедшее – «абсолют-ный приговор отечественной науке» [679].

Возникает только вопрос: какой науке? Если притащенной, то туда ей и дорога. Если нет, то следует соотнести необходимую потребность в науке на нынешних рычагах политико-экономических весов рыночной экономики с финансовыми реалиями государства. Ведь мы такие бедные потому, что слишком умные! [680] Это еще одна неустранимая «особость» российской действительности, одним их первых подмеченная А.С. Грибоедовым.

От избытка ума даже подсчитать умудрились: сейчас России нужно не более 300 тыс. ученых, их же сейчас около 1,5 млн [681]. И что же прикажете делать с остатком в 1,2 млн человек? Всех – на паперть? Или сразу – на свидание с Господом?

Как будто мать родную похоронили, а потому все так громко рыдают, что даже отдельных причитаний не слышно. Иногда, правда, кое-что удается разобрать: те деформации, которые претерпела наука, «ставят под сомнение само существование науки, сохранение ею статуса социального института» [682]. А почему? Ведь надо свои выводы как-то обосновывать, а дефиниции определять. Вопросов, на самом деле, множество, а вразумительного ответа ни одного.

Да, финансирование сократилось слишком резко (но это если считать от разбухшей советской науки), резко упала численность армии ученых (и это, если считать от 4,5 – 6,0 млн. советских «уче-ных», многие из которых даже предмет своих занятий толком не знали).

Приведем ряд цифр, иллюстрирующих только что сказанное.

С 1990 по 1998 г. численность исследователей сократилась в 2,5 раза [683].

Здесь ключевое слово «сократилось». Не «сократили», а «сократилось», т.е. процесс протекал в режиме самотека: молодые уходили из науки, а пожилые, которым поздно было менять профессиональную ориентацию (хотя, возможно, подавляющее большинство из них должны были уйти из науки еще в молодые годы), оставались преданными научной работе.

Отсюда еще две цифры: в 2000 г. средний возраст занятых наукой превышал 49 лет, а средний возраст докторов наук зашкаливал за 61 год [684].

С 1991 по 1993 г. (начальная фаза «реформ») ассигнования на науку упали почти в три раза. Особенно пострадали отраслевые НИИ: число сотрудников в них сократилось вдвое; зато доктора наук стали размножаться, как генералы в армии, простым делением – на самом деле, число «докторов» за этот же срок выросло втрое [685]. Сразу и не поймешь: как же реагировать на все это – то ли смеяться (нервно), то ли ухмыляться (ехидно).

Обвал между тем продолжался: в 1995 г. финансирование науки упало практически до нуля и составило всего 0,41% от вало- вого внутреннего продукта (ВВП), а уж что это за «продукт» был в то время, догадаться не сложно.

В 1999 г. в бюджет заложили 4% расходов на науку, но затем правительство решило, что наука вполне обойдется и меньшими суммами: в 1999 г. они составили 2,02% от ВВП, а в 2000 г. – 1,87% [686].

Процесс, как говорится, пошел. Многие думали в начале 90-х, что весь этот финансовый кошмар продлится максимум 5 – 10 лет. Нет. Он только начинается! Ибо к подлинному реформированию науки наше «техническое» правительство еще не приступало. И не приступит! Сомнений на этот счет уже не осталось.

Хотя никто из государственных чиновников в этом не признается…

* * * * *

Послушаем нашу верховную власть и всплакнем от умиления.

27 апреля 1992 г. президент России Б.Н. Ельцин подписал указ «О неотложных мерах по сохранению научно-технического потенциала Российской Федерации». Его итог – создание Российского фонда фундаментальных исследований.

22 июня 1993 г. президент подписал еще Указ, поддержавший программы некоторых отраслевых институтов. Им присвоили статус Государственных научных центров и государство обязалось их обеспечить. На ноябрь 1996 г. таких центров было 61. Выделили их из 14 ведомств. Каждые два года эти ГНЦ должны были доказывать свою нужность [687].