Притча

- Женщины в кабинете де Монтиньи, - доложил адъютант. - Младшая француженка. Одна из старших - жена француза, фермера...

- Я знаю, - сказал старый генерал. - Где находится эта ферма?

- Находилась, - ответил адъютант. - Возле деревни Вьенн-ла-Пуссель, к северу от Сен-Мишеля. Эта местность была эвакуирована в 1914 году. В понедельник утром Вьенн-лаПуссель находилась за немецкой линией фронта.

- Значит, ни она, ни ее муж не знают, цела ли их ферма, - сказал старый генерал.

- Нет. - ответил адъютант.

- Так, - сказал старый генерал. Потом произнес: - Да?

- Автомобиль из Вильнев-Блан только въехал во двор.

- Хорошо, - сказал старый генерал. - Засвидетельствуй гостю мое почтение и проводи ко мне в кабинет. Подай ему туда ужин и попроси, чтобы он принял нас через час.

Кабинет адъютанта был сооружен плотниками из угла, или в углу, бывшего бального зала, впоследствии зала судебных заседаний. Адъютант заглядывал туда ежедневно и, очевидно, входил хотя бы раз в день, потому что в углу, на вешалке, висели его фуражка, шинель и очень красивый лондонский складной зонт, рядом с фуражкой и шинелью столь же неожиданный и парадоксальный, как веер или "домино", потом становилось ясно, что он вполне мог находиться там по той же причине, что и два других предмета, вполне достойных внимания: две бронзовые статуэтки, стоящие по краям пустого стола: изящная взбешенная лошадь, невесомо стоящая на одной ноге, и голова сонного дикаря, не сформованная и отлитая, а вырезанная вручную Годье-Бржеской. Больше в комнате ничего не было, кроме деревянной скамьи, стоящей у стены напротив стола.

Когда старый генерал вошел, на скамье сидели три женщины, старшие по бокам, младшая посередине; пока он шел к столу, еще не глядя на них, младшая быстро, почти конвульсивно встрепенулась, словно порываясь встать, но одна из старших одернула ее. И снова они сидели неподвижно, не сводя с него глаз, а он прошел за стол, сел и взглянул на них - суровое, благородное лицо горянки, до того похожей на капрала, что, если бы не разница в возрасте, их можно было бы принять за близнецов, спокойное, безмятежное лицо ее сестры, отмеченное всеми возрастами или никаким, и напряженное, измученное лицо сидящей посередине младшей. Затем, будто по сигналу, словно для соблюдения приличий, подождав, когда он тоже сядет, спокойная - она держала на коленях корзинку, аккуратно покрытую чистой тряпицей, - заговорила.

- Как бы там ни было, я рада видеть вас, - сказала она. - Вы похожи в точности на того, кто вы есть.

- Мария, - сказала другая старшая.

- Не стыдись, - сказала первая. - Плохого в этом нет. Нужно быть довольной, потому что очень многие не могут его увидеть.

Она стала подниматься. Другая снова сказала:

- Мария, - и даже хотела удержать ее, но первая направилась к столу с корзиной, поднимая на ходу вторую руку, будто собираясь достать что-то оттуда, потом протянула руку и положила на стол. В руке была длинная железная ложка.

- Такой славный молодой человек, - сказала она. - Как вам не стыдно. Послали его всю ночь бродить по городу с солдатами.

- Прогулка пойдет ему на пользу, - сказал старый генерал. - Здесь ему не хватает свежего воздуха.

- Могли бы сказать ему.

- Я вовсе не говорил, что ложка у вас. Я только сказал, что, думаю, вы могли бы выложить ее, когда понадобится.

- Вот она.

Она разжала руку, легко опустила ее на другую, в которой была корзинка, покрытая тряпицей. Потом спокойно и незамедлительно, но без торопливости улыбнулась ему безмятежной и доверчивой улыбкой.

- Вы и вправду ничего не можете поделать, да? Вправду не можете?

- Мария, - сказала женщина на скамье. Улыбка так же незамедлительно, но неторопливо исчезла. Не сменилась ничем, просто исчезла, лицо осталось таким же доверчивым и безмятежным.

- Да, сестра, - сказала она, повернулась и пошла к скамье, где уже поднялась другая женщина; младшая снова конвульсивно встрепенулась, тоже собираясь встать; на этот раз твердая тонкая крестьянская рука высокой женщины легла ей на плечо и удержала на месте.

- Это... - произнес старый генерал.

- Его жена, - сурово сказала высокая. - За кого вы ее приняли?

- Да, да, - сказал старый генерал, глядя на младшую; спросил мягким, бесстрастным голосом: "Марсель? Или Тулон?", - и произнес разговорное название улицы, квартала. Женщина хотела ответить, но старый генерал поднял руку.

- Пусть ответит она, - сказал он и снова обратился к младшей:

- Мое дитя? Погромче.

- Да, - сказала младшая.

- О да, - сказала женщина. - Шлюха. Как, по-вашему, она могла добраться сюда - выправить документы на поездку в такую даль, если бы тоже не служила Франции?

- Но и его жена.

- Теперь его жена, - поправила женщина. - Услышьте это, даже если не верите.

- Слышу и верю, - ответил старый генерал.

Тут женщина, сняв руку с плеча младшей, направилась к столу, подошла почти вплотную, остановилась и, словно сидящим на скамье оттуда не было слышно, спросила:

- Может быть, сперва отправить их отсюда?

- Зачем? - сказал старый генерал. - Стало быть, вы Магда.