Потом он (связной) сошел с грузовика (колонна остановилась. Она была у передовой, почти рядом с нею или с тем, что было передовой до трех часов; связной сразу же понял это, хотя не бывал здесь раньше. Но он был не только пехотинцем, приходившим на позиции и уходившим с них двадцать с лишним месяцев, семь месяцев он был связным, приезжавшим туда и уезжавшим оттуда каждую ночь, и поэтому твердо знал, где находится, как волк или рысь рядом с линией капканов), пошел вдоль колонны к ее голове, остановился в темноте и увидел, что военная полиция и вооруженные охранники разделяют колонну на части и в каждый ведущий грузовик сажают проводника, после чего каждая часть съезжает с дороги в поля и леса, за которыми находилась линия фронта; наблюдал он за этим недолго, потому что почти тут же из-за ближайшего грузовика появился капрал.
— Марш к своей машине, — приказал капрал. Связной назвал свою фамилию, номер батальона и его расположение.
— Какого… ты здесь делаешь? — спросил капрал.
— Хочу сесть на попутную.
— Здесь тебя не посадят. Проваливай. Быстро. — И (капрал) не сводил с него глаз, пока тьма снова не скрыла его; потом он тоже вошел в лес и направился к передовой; и (рассказывая, он растянулся на огневой ступеньке, почти под неподвижным и разъяренным часовым, и продолжал неуместно бойким и мечтательным голосом) снова, невидимый в темноте, смотрел, как расчет зенитной батареи выгружает при свете потайных фонарей холостые снаряды и на их место грузит свои боевые, потом пошел дальше и снова увидел свет фонарей и грузовик, производящий этот обмен; в полночь он был в другом лесу — или в том, что когда-то было лесом, потому что от леса остался лишь соловей, поющий где-то за его спиной, — он не шел, а стоял, прислонясь спиной к обгорелому трупу дерева, и слышал сквозь нелепо однообразную песенку птицы, как грузовики тайно, неторопливо ползут сквозь тьму; не прислушивался к ним, просто слышал, потому что искал нечто утраченное, забытое, но, когда ему показалось, что он наконец вспомнил, это было не то, в его уме легко и быстро пронеслось:
Теперь ракета взлетела и из траншеи менее чем в двадцати ярдах, так близко, что, когда мертвенный зеленый свет погас, часовой обнаружил, что лицо связного заливает не отсвет, не похожий на него жир, а вода.
— Сплошной коридор безвредных зенитных батарей, начинается он у нашего бруствера и как раз такой ширины, при которой батарея на любой из сторон сочтет, что незачем стрелять по аэроплану, летящему посередине него к аэродрому в Вильнев-Блан, поэтому каждому ниже генерала он покажется в полном порядке — и если там будет достаточно спешки, внезапности, может быть, даже и солдатам, заряжающим орудия, захлопывающим замки, дергающим шнур и обжигающим руки, торопливо вытаскивая горячие гильзы, чтобы зарядить орудие снова, не говоря уж о солдатах на передовой, спешащих в укрытия на тот случай, если аэроплан, летящий по коридору в Вильнев, несет боеприпасы, загруженные в каком-нибудь немецком Сент-Омере, коридор будет казаться в полном порядке, даже если гунн не упадет до самого аэродрома, ведь авиаторы говорят, что зенитчики все равно ничего не сбивают…