Вишня от вишни недалеко падает Притча двенадцатая, ботаническая – о многообещающести
Одна г-жа была вишней. В том смысле, что деревом со всеми неотъемлемыми атрибутами: корнями, стволом, ветвями, цветами и плодами – все как полагается. Росла г-жа в вишневом саду среди таких же, как она, вишен из семейства Amygdalaceae, рода Prunus, подрода Cerasus vulgaris – то есть совершенно обычных древесных растений. В положенное время г-жа цвела, в положенное – отцветала, чтобы затем наплодить определенное количество плодов, а затем в установленном порядке бывала обираема и потом сбрасывала листву, чтобы, перезимовав, снова покрыться почками-листочками-цветочками-плодочками, – и таким цикличным образом существовала без особых приключений, пользуясь у садовников стабильной популярностью, поровну поделенной между всеми участницами процесса, то есть прочими г-жами вишнями.
Собственно, стабильность популярности и явилась причиной появления у г-жи некоторых скрытых комплексов. В глубине своей деревянной души г-жа вишня считала себя значительно лучше окружающих ее прочих вишен [115] . («Ах, они такие vulgaris! – вздыхала она. – А вот мой потенциал явно недооценивают».)
Долго ли, коротко ли, но в один непрекрасный [116] весенний день скрытый комплекс неоцененной полноценности вылез у г-жи наружу. Причем сразу во многих местах, то есть ветках. Потому что г-жа вишня решила не страдать, а действовать и, поднапрягшись, поднакачавшись удобрениями, органическими и не очень, понадышавшись углекислым газом, ускорила процесс фотосинтеза и расцвела.
Нежно-розовые, огромные цветы распустились на ее ветвях. Казалось, облачко опустилось в сад с рассветного неба и укутало г-жу вишню в свои воздушные объятья, и легкий весенний ветерок тихо шептался с лепестками в сени ее пенной кроны. И… впрочем, ну ее, эту лирику, потому что все видели, как вишни цветут. Так вот умножьте это на два, а лучше на четыре и получите нужную картинку.
Восхищенные садовники толпились вокруг г-жи вишни – никогда ничего подобного они не видели. Только один очень старенький дедушка, который, по слухам, еще самому Мичурину инструмент подавал, не водил хороводов вокруг г-жи вишни, а тихо копался в земле, неразборчиво бормоча что-то в желтые усы. Обратите на него внимание, потому что в данной притче он выполняет функцию сионских близнецов, которые на тот момент были заняты в других притчах.