Притчи о старце Зосиме

– Не надо! Пусть он своё дело делает! Вы его не тревожьте, я подожду. Сколько ко мне народу на приём каждый день в очередях томится!… Вот и я сам теперь оказался в очереди – за Божией милостью!

Он опустил своё большое тело на скамью рядом с маленькой сухонькой старушкой лет восьмидесяти…

Она быстро-быстро вязала носок, орудуя спицами, и при этом на рукоделие своё не смотрела вовсе, а ласково говорила утешающие слова своей соседке, которая платком вытирала слёзы:

– Ну вот, говорила же я, что не прогонят нас! Бог-то – Он – есть! И старец всех пришедших примет!

Министр был человеком не глупым и догадался, что всех посетителей хотели прогнать, чтобы одного его старец выслушивал.

Он с любопытством оглядел старушку.

Та в ответ тоже обратила на него своё внимание:

– Ты, мил-человек, не беспокойся, я тебя не задержу совсем, я мигом обернусь! Мне уже прежде помог старец, я теперь только носочки и рукавички ему снесу, пусть он ими людей хороших одарит!

Она показала на холщовую сумку, в которой аккуратно были сложены её изделия: маленькие – для деток и большие – для взрослых.

– А хочешь я и тебе, мил-человек, носочки подарю? Тёплые! Наденешь на ночь – и как у Христа за пазухой спать будешь!

С этими словами старушка вынула из сумки пару шерстяных носков и протянула их министру.

Он взял носки чуть задрожавшей рукой…

– Давай я у тебя их куплю, тебе ведь деньги не лишними будут, – произнёс он, протягивая старушке крупную ассигнацию.

– Да что ты?! Это ж – монастырь, а не базар! Так вот – и прими во здравие!

Они помолчали…

– А скажи, в чём тебе старец помог, если не секрет? – спросил министр старушку.

– Да много бед на мою долю выпало… Всю семью Господь забрал, а меня, старую, одну оставил. Вот сидела я у могилок родных, да плакать уж слёз не было, почернела от горя вся… Не знала как просить, чтоб призвал и меня Господь к Себе… И жить возможности нет: и не на что, и нет для чего! А смерть – не приходит!

А тут паломница одна сжалилась – и меня к старцу привела.

И научил он меня тому, как в радости с Богом жить! И – чтобы родные мои на том свете не печалились, на слёзы мои глядючи! И ещё присоветовал он мне козочку завести, Марусеньку мою! Вот так пока и живём. Она мне – и кормилица, и поилица! И по грибы, и по ягоды вместе ходим, и травы целебные с ней собираю. А зимой – шерсть её пряду. И вот вяжу носочки да варежки – и для деток, и для больших. Для всех – словно для родных своих!…

А в прошлый раз намекнул мне старец, что, видно, недолго уж мне осталось ждать: преставлюсь скоро, слава Тебе, Господи! Вот и тороплюсь отдать то, что навязала: ведь зима уж скоро! А козочку мою соседи взять обещали, не пропадёт Марусенька!…

Ох! Мой уж черёд, заболтала я тебя, мил-человек, ты уж прости!…

Старушка скорей подхватила своё вязанье и сумку – и поспешила идти к старцу.

* * *

Дошла очередь и до министра.

Старец Зосима приветствовал его ласково:

– Ну заходи, Алексей! Молодец, что своего часа спокойно ждал! Это тебе помогло уже!

Теперь расскажи, в чём страх твой.

– Да глупость одна! Говорить стыдно! Но не могу избавиться никак от этого страха…

Нагадала мне одна гадалка, что ждёт меня смерть от руки убийцы – революционера-террориста…

И я теперь в каждом незнакомом человеке подозреваю, что он и есть мой убийца, что он – сей момент – пистолет вынет и выстрелит в меня! Или в руках у кого-нибудь свёрток подозрительный увижу – и сразу думаю: бомба! Охрану удвоил! Из дому стал бояться выходить! Спать не могу: кошмары снятся!…

И исповедовался уже, и причащался, и дом освятить просил… И к врачам ходил, снотворное пью… А всё – так же!

Умом понимаю, что глупость это, что от судьбы своей не убежать! И знаю, что смерть с каждым человеком случиться в любой момент может, что на всё – Божия Воля!

Но да измучил меня этот страх! Как в аду живу!… Помоги! Не знаю как мне быть!…

В этот момент старец вдруг резко поднялся – и бросил в министра что-то круглое… Он попал точно в грудь…

Министр, теряя сознание от страха, грузно повалился на лавку…

… Он увидел своё тело сверху… А по полу медленно катился какой-то предмет, которым кинул в него старец…

А вокруг был Живой Свет – ласковый, нежный! И позволено было Алексею войти в тот Свет… И стало ему – так хорошо, что и передать невозможно! А потом ощутил он, что словно тянет его назад из этого Света что-то серое, словно тяжкий груз. И увидел он, чтό есть тот груз, который в Свете остаться не позволяет… И – всю жизнь свою он увидел: и проступки свои пред Лицом Бога значимые, и то, что хорошего уже смог и сможет ещё он сделать…

… Когда министр снова ощутил себя в теле, старец Зосима стоял рядом и протягивал ему кружку с водой:

– Ты попей, Алексей!

Министр пил воду маленькими глотками, медленно осознавая происшедшее с ним.

Старец сел рядом.

Слова были не нужны. Понимание – словно прорастало в душу.

Они так долго сидели, погружённые в тишину, в которой Божие Присутствие – явно. В тишине той понимание приходит без помощи слов.