Притчи приемного покоя

В приемном отделении – суета сует. «Скорая» привозит пациентов одного за другим. С каждым третьим приходится подолгу возиться-разбираться. Часть народа является самотеком и это вообще полный ахтунг. Беременная может приехать сдаваться в больницу, не имеющую роддома. «Ой, а я думала, что роды во всех больницах принимают». Или же, к примеру, явится больной дизентерией… Изолируй, ставь диагноз, организуй перевод в инфекционную больницу… Каждые полчаса звонят из отделений с претензией: «Кого это вы к нам положили? Забирайте обратно!»… Короче говоря, кто в теме – тот знает, а кто не в теме, тот все равно не поверит, так что с описанием обстановки можно особо и не затягивать.

Адаптация была недолгой – каких-то полдня. В студенческие времена Плугареву доводилось подрабатывать в «приемнике» медбратом, так что никаких новых горизонтов открывать не пришлось. Принял дежурство, вошел в ритм, пообедал в десятом часу вечера, а завтракал уже дома, около полудня. В принципе – нормально. На полторы ставки десять суточных дежурств в месяц. Сутки дежуришь, сутки приходишь в себя, сутки живешь.

Работа в приемном покое нервная и конфликты здесь случаются буквально на каждом шагу. Не сразу осмотрели… Не стали принимать, а отфутболили в другую больницу… Не положили в то отделение, куда хотелось… Не выслушали толком… Не разрешили взять в палату электрическую плитку… Про плитку – это не шутка, как и про все остальное. Некоторые люди приезжают в больницу с плитками, кипятильниками и, даже, с туристическими газовыми горелками, чтобы готовить в палате домашние супчики и каши. А что тут такого? Покажите, где написано, что это запрещено?

Плугареву, с его анамнезом, нельзя было становиться фигурантом новой жалобы. Под новую музыку старое припомнилось бы мигом и тогда на карьере можно было бы ставить жирный крест. Плугарев вообще был неконфликтным человеком, а теперь стал воплощением покладистости и олицетворением дипломатичности.

– Вы со всеми так нянчитесь, Сергей Иванович, будто они вам родные, – сказала однажды старшая медсестра приемного отделения.

Старшая медсестра симпатизировала Плугареву, потому что жалела его – пострадал человек ни за что, вместо заведования попал в наш ад. Ну и на будущее прицел имела – хорошие отношения с заведующим отделением неотложной кардиологии никому еще не мешали.

– Не родные, но и не чужие, – отшутился Плугарев. – Да и вообще, Софья Яковлевна, лучше понянчиться, чем потом объяснительные писать.

Истинно так – лучше понянчиться. Эти золотые слова нужно отливать в граните и выставлять в каждом медицинском учреждении.

Корпулентная дама по фамилии Хелетьева попала к Плугареву во взвинченном состоянии. Собственно, взвинченной была не столько сама пациентка, сколько сопровождавшая ее дочь. Дома Хелетьевой стало плохо – сильно закололо в груди и вроде как появилась одышка. Приехавшая по вызову бригада сняла кардиограмму, ничего на ней не нашла, но все же решила госпитализировать Хелетьеву с диагнозом нестабильной стенокардии в кардиологическую реанимацию. Немного перестраховались ребята, но их можно понять. Изменения на кардиограмме появляются не сразу, а оставление инфарктного пациента дома чревато плохими последствиями как для него самого, так и для тех, кто его оставил. Нет, лучше уж перебдеть, «утяжелить» диагноз и прокатиться до больнички, потому что наказания за необоснованную госпитализацию и за пропущенный на дому инфаркт несопоставимы.

В кардиореанимации Хелетьевой повторно сняли кардиограмму, сделали эхокардиографию, взяли кровь на срочный анализ и не нашли признаков острой коронарной недостаточности.[5] Решили, что скорее всего, боли вызваны остеохондрозом грудного отдела позвоночника или же каким-то процессом в легких и отправили Хелетьеву в приемное отделение, чтобы ее оттуда госпитализировали в терапию.

Терапевтические отделения традиционно не пользуются любовью у пациентов. Так уж устроен человек – любит он лечиться у узких специалистов, а не у терапевтов. Опять же, в силу своей многопрофильной специфики, терапевтические отделения часто бывают перегружены, можно и в коридор лечь вместо палаты. Короче говоря, если тебя везли в кардиологию, пусть, даже, и через реанимационное отделение, а собрались класть в терапию, то это, для большинства пациентов, серьезная моральная травма.

– Вы же видите, что у мамы болит сердце! – талдычила дочь Хелетьевой. – Сердце! У нее давняя ишемическая болезнь! И «скорая» забрала ее с сердечным диагнозом! А ваши… хм… деятели, отправили ее в терапию! Ну разве можно класть в терапию с ишемической болезнью?

– Можно, – терпеливо объяснял по которому уже разу Плугарев. – В терапии сердечные дела лечат не хуже, чем в кардиологии. Но сейчас причина болей иная, не сердечная. Терапевты проведут обследование…

– Но вы же видите, что у мамы болит сердце!

– Я вижу пациентку, жалующуюся на боль в груди, – уточнил Плугарев. – И насколько я могу судить, как кардиолог, боли эти с сердцем не связаны…

– Так вы кардиолог?

– Да…

– Тогда почему вы не хотите меня понять?! Пожалейте маму, ей же плохо!