Притчи со всего света

Еще царь говорил к народу, когда пришедший Креонт, пробравшись сквозь толпу, предстал перед Эдипом и рассказал ему о решении оракула. Решение же этого было поистине неутешительное: «Бог повелел изгнать нечестивца, которого приютила страна, и не совершать того, чего никакое очищение не может искупить. Ибо убийство Лая легло на страну страшным и кровавым громом». Эдип, и не подозревавший, что убитый им старик – тот самый, из-за кого гнев богов обрушился на страну, выслушал рассказ об убийстве Лая. Но и после этого ум его все еще был поражен слепотой. Он объявил, что готов позаботиться об убитом, и распустил народ. Затем он велел оповестить по всей стране царский приказ, что всякий, кто узнает об убийце Лая, должен донести, и, если об этом знает чужестранец и расскажет, он заслужит благодарность и награду от города; тот же, кто, боясь за друга, откажется от долга донести о том, что знает, – тот должен быть лишен участия в служении богам, в жертвенных пиршествах и исключен из общения с гражданами. Убийцу же он проклял торжественно и страшно, призывая на голову его муки и несчастья во всю его жизнь, а в конце – гибель. И пусть постигнет его это проклятие, даже в том случае, если он, скрыв себя, живет у царского очага.

Кроме того, он отправил двух посланцев к слепому прорицателю Тирезию, который был почти равен вещему Аполлону в способности знать и видеть все таинственное и неизвестное. Тот скоро явился в сопровождении мальчика-вожатого и предстал пред царем в народном собрании. Эдип поведал ему заботу, которая мучила его и весь народ. Он просил его приложить все свое искусство прорицания и помочь напасть на след убийства.

Но Тирезий, словно защищаясь, с громким стоном протянул руки к царю и сказал:

– Страшно то знание, которое приносит знающему лишь одно несчастье! Отпусти меня домой, Эдип; неси свое бремя, а мне позволь нести мое!

Теперь Эдип стал еще больше настаивать, а народ, окружавший их, с мольбой пал пред Тирезием на колени; когда же тот и теперь не высказал готовности дать дальнейшие объяснения, царь Эдип пришел в сильный гнев и стал бранить его, как соучастника и даже как убийцу Лая. Да, не будь он слеп, его самого можно было бы заподозрить в убийстве.

Такое обвинение развязало язык слепому прорицателю.

– Эдип, – сказал он, – повинуйся же своему собственному приказу! Не говори со мной, впредь ни к кому из народа не обращай свою речь. Ты осквернил город омерзением и ужасом! Ты – цареубийца, ты тот, кто живет с самыми близкими ему в достойном проклятия союзе.

Но Эдип был ослеплен: он назвал прорицателя колдуном и коварным обманщиком, он бросил подозрение и на шурина своего Креонта, стал обоих обвинять в заговоре против трона, с которого оба они хотят свергнуть его, спасителя народа, хитрой ложью. Теперь еще больше стал говорить Тирезий об Эдипе – о том, что он убил отца, что живет в союзе с родной матерью; он предсказал царю уготованное ему близкое несчастье и, гневный, ушел, держась за руку маленького вожатого. Между тем на обвинение Эдипа поспешил и Креонт, и между ним и царем возгорелся сильный спор. Напрасно пыталась Иокаста, кинувшись к спорившим, прекратить ссору, – непримиримым и в гневе на Эдипа ушел Креонт.

Еще ослепленнее, чем царь, была царица Иокаста. Едва услышала она из уст супруга, что Тирезий назвал его убийцей Лая, как разразилась громкими проклятиями на прорицателей и их искусство.

– Смотри, супруг мой, как мало знают прорицатели. Суди по такому примеру. – Мой первый супруг Лай тоже получил предсказание, что он падет от руки своего собственного сына. Но его убила на перекрестке дороги разбойничья шайка, а наш единственный сын был связанным брошен в пустынные горы.