Притчи. Стихи. Рассказы 1-15

Кстати Гульнара, хоть и замужняя так сказать барышня, а флиртовать не брезговала. Но и тут она была оригинальна, она флиртовала не как другие наши одногруппницы, из животной своей страсти, из похотливого интереса, а флиртовала Гульнара кажется из интереса так сказать спортивного, — потому что у неё это тоже не получалось так натурально, как у остальных. Она конечно не садилась на коленки и не обнималась, как другие, но встать с каким-нибудь из знакомых слишком близко, то есть вплотную рядом, могла, или пойти с кем-нибудь под руку, тоже было для неё нормой. Так один раз, когда мы после учёбы шли по домам, ещё не разойдясь по разным тропинкам, Гульнара шла впереди нас с моим другом, под ручку с одним здоровенным нашим одногруппником. Они о чём-то непринуждённо болтали (ну вот как и о чём можно так непринуждённо болтать с девушкой?! — задавались мы нередко с моим другом одним и тем же вопросом), одногруппник о чём-то пошутил, Гульнара засмеялась, он вдруг обхватил её за талию, а она, как порядочная жена, не стала противиться, а обхватила слегка и его своей ручкой.

Этого одногруппника звали Никита, у него были такие толстые ляжки, сам он довольно высок и сыт, харя у него такая наглая всегда, хитрые глаза всегда узки, будто он тоже татарин или башкирин, а голос у него с самой школы почти мужской с басом. Мой друг в тот раз смотрел на него с Гульнарой с такой болью и злобой, что можно было и не спрашивать, но я по глупости свое всё-таки спросил:

— Хотел бы так же пойти с ней?

Но он на мой вопрос не обиделся и тихо ответил, странно посмотря на меня:

— Конечно…

3

С этим Никитой я был из одного района, странно, что он не учился в той же школе, что и я, но бывает же так, что родители переезжают, а ребёнок учится в старой школе и тратит на дорогу каждый день по несколько часов. Может быть в его случае именно так и было, по крайней мере я не слышал, что бы его исключили из нашей школы за плохое поведение. И вот я уже хотел написать, что «своим поведением в принципе он мог потянуть на такую статью», но что-то меня остановило. А именно остановило: это был парень такой двоякий, он кажется из приличной семьи, но водился с детства со всякой шпаной; меня он, как ни странно, уважал и даже здоровался всегда без церемоний, спрашивал «как дела?». Но тип он был опасный всё равно, — опасно было и его окружение, да и сам он был мне всегда непонятен. Даже за годы совместной учёбы (из которых он половину уроков прогулял и всегда как-то умудрялся сдавать все экзамены) он всё равно мне не стал более понятен, чем в первые знакомства в детстве. Мы с ним никогда и не общались, — не знаю, как-то стали здороваться обоюдно и всё на том; так же продолжалось и в училище. Может быть он тоже понимал, что я ему не ровня и совсем другого поля ягода, и какой-то мудрой частью своего понимания вещей решил меня не отталкивать, как поступил бы на его месте другой «богатырь», — дескать зачем мне якшаться с таким ничтожеством, когда у меня такие горизонты впереди. За это, признаюсь, я немного любил его; но любил я его всё же меньше, чем боялся. У него был один такой финт, когда бывало он кому-нибудь что-нибудь рассказывал в компании, где находился я, и если речь заходила о каком-нибудь предмете ли, человеке ли, который был у нас в районе, то он обращался картинно ко мне со словами «ну ты ведь знаешь?». Я на такие уважительные в мой адрес «салюты» всегда кивал, но внутри у меня как-то ёжилась душа, потому что я прилюдно соглашался, что я из его компании, а это была неправда; таким образом он меня унижал, может быть сам того не понимая (что вряд ли), но зато всем другим было понятно уж наверно, что я микроб по сравнению с этим великаном. Другой бы может на моём месте стал заискивать у него, что бы использовать в качестве «крыши», ну то есть заступника перед обидчиками. Но как я и сказал вначале рассказа: харизмы у меня было от рождения столько же примерно, сколько и физических сил; поэтому может я и не вышел ростом (хотя говорят, что человек растёт до тридцати лет), но сколько было во мне роста как физического, так и духовного, это было моё и выше я прыгать не желал, и представляться кем-то другим, чем я есть, я, честно говоря, и побаивался…